Глава XVIII

п о Дунаю, боевые речи Святослава, его речь о преимуществах Переяслав­ца, как средоточия его земель, указание на то, что греческие города, опус­тошенные Святославом, стоят пусты и до сего дня — все это ведет к бол­гарскому источнику; мы видели при этом, что речи о преимуществах Переяславца уместно было быть помещенной там, где Святослав овладе­вает этим городом и садится в нем, а не в рассказе о посещении им Киева и беседе его с матерью и боярами; между тем Святослав, взяв Переяславец приступом, ограничивается восклицанием «се градъ мой!» Если допустим, что этими словами вводилась речь о преимуществах Переяславца, то уви­дим, что автор Древн. свода отнесся к своему источнику довольно свобод­но; вместе с тем такое допущение ведет к неминуемому заключению о на­личности у этого автора письменного источника. Как мы указывали выше, болгарская летопись говорила о Святославе, как о личности почти леген­дарной: он не знает поражений; покоритель Болгарии за малым не взял са­мого Царяграда; Греков спасли только усиленные мольбы и обильная дань, уплаченная русскому князю; такое изображение Святослава являлось не­которым удовлетворением болгарскому национальному чувству, пережив­шему тяжелые испытания благодаря водворившемуся в Болгарии Свято­славу. В виду этого считаем вероятным, что некоторые черты из предло­женной составителем Древн. свода характеристики Святослава заимство­ваны им из того же болгарского источника; упомянем здесь еще раз о срав­нении Святослава с пардусом; подобное сравнение находим в Александрии. Во-вторых, видим указание на влияние болгарской летописи еще в ста­тье о походе Олега на Царьград. Греки испугались, когда увидели, что Олег двинул свою рать на колесницах, снабженных парусами; они выслали к нему с просьбой не губить города и с предложением дани. Олег остановил свое войско. Греки вынесли ему брашно и вино, но Олег не принял его, ибо оно было с отравой. Греки испугались и сказали: «это не Олег, а святой Димит­рий, посланный Богом на нас». Могло ли прийти в голову русскому лето­писцу, знавшему, что Олег язычник, приписать Грекам приведенные от имени их слова? Мне это представляется весьма мало вероятным, хотя бы потому, что летописец ниже говорит о том же Олеге: «и прозвали его Оле­гом вещим, ибо люди были язычниками и невеждами»; Греки не были ни язычниками, ни невеждами, а между тем им приписывается отождествле­ние Олега со святым Димитрием и именно тогда, когда Олегу пришлось обнаружить свое вещее свойство, когда он угадал, что высланные ему при­пасы приготовлены с отравой. Вспомним, что Димитрий Солунский был святым особенно чтимым Болгарами, что бывали случаи, когда болгарские князья, отправляясь на Царьград, заезжали в Солунь и испрашивали себе благословения у мощей св. Димитрия; вспомнив это, признаем вероятным, что болгарская летопись в повествовании о походах Симеона на Царьград могла содержать сходное с приведенным место, причем Греки отождествили с св. Димитрием не язычника, а христианина Симеона, наводившего страх на Византийскую империю*. Повторение слов «убояшася Грьци и рЬша» сначала перед предложением Греков уплатить Олегу дань, потом перед

333

с равнением Олега со св. Димитрием, наводит на мысль, что отрывок «и вы-несоша ему брашьно и вино... посъланъ отъ Бога на ны » вставлен в рассказ, где за предложением дани со стороны Греков естественно ждать продол­жения в виде слов «И устави Ольгъ воя, и заповеда дань даяти на 100 ко­рабль», и т. д. Такая вставка могла произойти под влиянием болгарской летописи, где подобный эпизод читался в рассказе о походах Симеона.

В-третьих, как указано выше, болгарская летопись послужила источ­ником для рассказа об обращении в христианство Владимира. Мы доказы­вали это не только именем философа Кирилла, которого болгарские пре­дания признают просветителем Болгарии, но также и тем, что обращение Владимира поставлено в связь с картиной страшного суда, которая, как мы знаем, послужила причиной обращения Бориса болгарского; легенда, за­несенная в греческий источник, приписывала эту картину художнику Ме-фодию, сделавшемуся впоследствии святым епископом (так в некоторых версиях легенды), но возможно, что болгарские источники связывали эту картину с тем же Кириллом. Как увидим, в распоряжении составителя Древн. свода мог быть рассказ о крещении Владимира, составленный для прославления Владимира и назидательного чтения новообращенным хрис­тианам, но в этом рассказе ничего не говорилось о причине, побудившей Владимира принять крещение. Наиболее подходящим автор Древн. свода признал предположение, что Владимир был приведен к вере проповедью, а образец такой проповеди автор нашел в болгарской летописи. По-видимо­му, летопись эта говорила о предложениях, сделанных Борису со стороны магометан, папистов и иудеев, ибо речь философа начинается опроверже­нием и обличением этих исповеданий; но вероятно, что болгарская летопись лишь кратко упоминала о самых этих предложениях; мы вернемся ниже к сочиненным в Древн. своде диалогам между Владимиром и приходившими к нему миссионерами.

Думаю, что болгарская летопись в отношении к Древн. своду имела еще то значение, что послужила для него образцом и главным основанием, от­куда русский летописец почерпнул как приемы летописания, так и свою фразеологию.

§ 256. На втором месте назовем сказание о княгине Оль­ге. К нему восходит рассказ о крещении Ольги в Царьграде, о возвраще­нии ее в Киев, где ей не удалось убедить сына Святослава принять христи­анство, а также рассказ об ее кончине. Доказательства существования подобного древнего сказания приведены выше: проложные статьи, относя­щиеся к Ольге, не могут быть возведены к летописи, в виду некоторых фак­тических подробностей, в них содержащихся (крест, привезенный Ольгой из Царяграда; золото, посланное по завещанию ее патриарху). В рассказе о смерти Ольги мы указали следы спайки в Древн. своде: сначала сообщено, что Ольгу похоронили торжественно и всенародно, а потом сказано, что ее похоронил священник, которого Ольга держала «в тайне». Первое сооб­щение как будто вытекает из всего предыдущего рассказа: Киевляне при­зывают Святослава на выручку осажденного их города; они попрекают кня-

334