Глава III

в борзе зарезати Глеба; поваръ же Глебовъ, именемь Торчинъ, вынезъ ножь, зареза Г леб а ». При этом Нестор сравнивает Глеба с агнятем незлобивым: «а к ы а г н я незлобиво », а летопись с агня-тем непорочным: «а к ы а г н я непорочно». Нестор сообщает, что тело Глебово было брошено под колодою: «повергоша в пустыни подъ к л а д о ю»; в летописи читаем: «Глебу же убьену бывшю и поверже-н у на брезе межи двема колодама». Ниже Нестор говорит о том, что впоследствии «п о л о ж и ш а тело святаго Глеба окресть святаго Бори­са оу церкви святаго Василья»;в летописи читаем: «и п о -ложиша и у брата своего Бориса у церкве святаго В а -силья». Рассказав об убиении Глеба, Нестор сообщает, что Святополк «и на прочюю братью въздвизаше гонения, хотяи вся изгубити я ти самъ е д и н ъ владети всеми странами»; в летописи вслед за убиением Глеба сообщается об убиении Святослава и говорится что Святополк «нача по-мышляти: яко избью всю братью свою, и прииму власть Русьскую е д и н ъ».

§ 47. Итак, связь Несторова сказания с летописным очевидна; в них можно отметить даже общие фразы. Особенно важно, что ход рассказа одинаков в том и другом сказании. Объяснить эту связь можно, конечно, трояко: Нестор пользовался летописью; летопись пользовалась Нестором; Нестор и летопись пользовались одним общим источником.

Я не могу признать состоятельным первое объяснение, если под лето­писью будем разуметь Нач. свод или Повесть вр. лет. Не стану выдвигать того аргумента, что летопись эта моложе Несторова сказания; я отрицаю самую возможность того, что Нестор знал летописное сказание в том его виде, в каком оно дошло до нас, в составе хотя бы Начального свода; отри­цаю потому, что решительно не понял бы причины резкого отклонения Не­стора от фактической части дошедшего до нас летописного сказания, если бы это последнее было ему известно. Я не говорю об обезличении в Несто-ровом изложении летописного сказания; не говорю о замене Печенегов — ратными, Вышегородских болярцев — мужами неистовыми, Горясера — нечестивыми; не говорю об умолчании имен местностей, где были убиты Борис (в летописи: река Льто) и Глеб (в летописи: река Смядина), или име­ни убийцы Глебова (в летописи: Торчин), имен убийц Борисовых, имени Борисова слуги, убитого вместе с ним (в летописи: Георгий) — подобная замена и подобное умолчание могли входить в число литературных приемов Нестора, в чем нас убеждает его отношение к Вышегородским записям⁴¹. Но я подчеркиваю то явное отклонение от фактов, сообщенных дошедшею летописью, которое находим у Нестора. Летопись ясно говорит, что Глеба не было при отце во время смерти последнего: он был в своей области; его вызвал оттуда Святополк, выслав навстречу убийц; Нестор сообщает, что Глеб был при отце, но после смерти последнего бежал из Киева, опасаясь

41 Ср. указанные выше опущения имени Вышегородского градника Миронега, названия города Дорогобужа (откуда была родом жена сухорукая) и др.

53

Святополка. Летопись говорит, что Борис получил в удел Ростов, Нестор вместо Ростова называет Владимир. Летопись утверждает, что Глебовым уделом был Муром, Нестор представляет дело так, что малолетний Глеб совсем не был посажен отцом на удел. Трудно допустить, чтобы Нестор умышленно извратил летописные данные; вероятнее думать, что они не были у него перед глазами. Вероятно думать поэтому, что Нестор не пользо­вался тем летописным сказанием, которое дошло до нас.

§ 48. Следовательно, сходство между летописью и Нестором основыва­ется, быть может, на влиянии Несторова сказания на летописное, в составе Начального свода (конца XI века). Но и такое объяснение не представляется вероятным. Правда, можно допустить, что разработка фактической сторо­ны сказания (сравнительно с бесцветным повествованием Нестора) сделана была составителем Начального свода под влиянием различных местных ска­заний; так, мы увидим, что этому составителю были известны не только ки­евские, но и смоленские, даже поволжские предания о Борисе и Глебе; под их влиянием он, вопреки Нестору, мог, например, утверждать, что оконча­тельный, смертельный удар Борис получил на пути к Вышегороду, или что Глеб ехал в Киев, а не из Киева, когда его настигли убийцы; но откуда почер­пнул бы летописец такие подробности, как имена Борисовых и Глебовых убийц, или то обстоятельство, что Святополк хотел потаить смерть своего отца, или что Святополк вошел в тайные сношения с Вышегородцами, если допустим, что основным источником летописного сказания было Несторово сказание? Допустив, что Начальный свод имел в числе источников для своего сказания о Борисе и Глебе Нестора, нам придется признать, что кроме Не­стора у него были и другие обстоятельные повествования о событиях 1015 года. Но такое признание равносильно предположению, что летописное ска­зание о Борисе и Глебе заимствовано в значительной части из особого пове­ствования и что само это повествование повлияло на Несторово сказание.

§ 49. Таким образом, выясняется необходимость признать состоятель­ным только третье из возможных объяснений. Связь летописного и Несто­рова сказания зависит от пользования тем и другим одним общим источни­ком. Выше мы указывали на невероятность того, что Несторову сказанию предшествовала литературно обработанная повесть о Борисе и Глебе. При­няв во внимание эти указания, приходим к предположению, что общим ис­точником летописного до нас дошедшего и Несторова сказаний было более древнее летописное же сказание. Начальный свод конца XI века восходит к старшему своду летописному: называем его Древнейшим летописным сво­дом. В этом своде и читалось то древнее летописное сказание о Борисе и Глебе, которое, с одной стороны, перешло в Начальный свод, а с другой, легло в основание Несторова сказания. Прежде чем перейдем к определе­нию отношений дошедшего до нас летописного сказания (Нач. свода и По­вести вр. лет) к сказанию древнейшему (читавшемуся в Древнейшем лето­писном своде), укажем, что изучение Несторова сказания помимо прямой связи его с летописными сказанием о Борисе и Глебе, приводит к установле­нию того факта, что Нестор, когда в 1081—1088 годах составлял свое Чте-

54

ГЛАВА III

н ие, был знаком с летописью и пользовался ею. Летопись эта была Древ­нейшим летописным сводом, ибо Начальный свод и Повесть вр. лет состав­лены позже Несторова Чтения.

§ 50. В Несторовом сказании и в той его части, которая не имеет пря­мого отношения к Борису и Глебу (в начале сказания), оказываются места, общие с летописью, сильно ее напоминающие. Отношу сюда прежде всего введение в сказание, содержащее обзор событий, приведших к принятию христианства Русью; в самом кратком изложении Нестор сообщает о тво­рении мира и человека, о грехопадении Адама, рождении Каина и Авеля, размножении человечества и появлении идолопоклонства, присылке Богом сначала пророков, а потом Сына своего Иисуса Христа; так же кратко го­ворится о рождении Спасителя. Его крещении, избрании двенадцати апос­толов, Его смерти и погребении, сошествии во ад, вознесении на небо, про­поведи апостолов и их чудесах; далее сообщается об умножении христиан. Я думаю, что мысль внести в сказание такой экскурс в историю человече­ства дана была Нестору знакомством с Речью философа, читавшеюся уже в Древнейшем летописном своде. Не стану приводить параллельных выпи­сок из сочинения Нестора и из Речи философа, хотя между ними попада­ются общие фразы; сопоставление более внимательное показывает, что в распоряжении Нестора была не одна Речь, но также и другие источники и между ними священное писание — книга Бытия (едва ли не по паремийным чтениям) и Евангелие; он знал кроме того и некоторые апокрифы; напри­мер его сообщение о сошествии Христа во ад сильно напоминает Слово св. Евсевия о вшествии Иоанна Предтечи в ад⁴²; быть может, он воспользовал­ся и текстом какого-нибудь из исповеданий веры⁴³. В виду этого возмож­но, что Несторово палейное сказание (напомним, что в нем не более 30—40 строк) извлечено из какой-нибудь более обширной компиляции, случайно совпадавшей местами с Речью философа. Я поэтому не настаиваю на непре­менной связи Несторова сказания с этою Речью, хотя и считаю вероятным знакомство с нею Нестора, в виду нижеследующих сближений рассматри­ваемой части Несторова сказания с летописью.

«Сим сице бывшимъ, — говорит Нестор, — оста же страна Руская въ первеи прельсти идольскеи; не оубо бе слышала ни отъ кого же слово о Господе нашемъ Исусе ХристЬ; не беша бо ни апостоли ходиле к нимъ, никто же бо имъ проповедалъ слова Божия». Ниже: «не бебо никтоже прихо-дилъ къ нимъ, иже бы благовестилъ о Господе нашемь Исусе Христе ».

Сказав о крещении Владимира, Нестор прибавляет: «таче потомъ всЬмъ запове да вельможамъ своимъ и всемъ людемъ да ся крестять... и всемъ гря-дущемъ къ крещению... тако течаху радующеся къ крещению. Радовашеся князь Володимерь, видя ихъ теплую веру».

42 И. Я. Порфирьев. Апокриф, сказ, о новозаветных лицах и событиях. С. 212—214. 43 «И вселися въ святую девицю и рожься отъ нея девьства же не вреже, якоже преже рожества девою, такоже и по рожестве пребысть девою...» «Посемь же смерти вку­си волею страстию своею».

55

ЧАСТЫ

Н есколько выше Нестор противополагает прежнее время тому, что на­ступило после крещения: «слышите чюдо исполнь благодати: како вчера заповедая всемъ требу принести идоломъ, а днесь повелеваеть хрьститися... вчера не ведаше, кто есть Исусъ Христосъ, днесь проповедатель его явися... вчера елинъ Владимиръ нарицаяся, днесь крестьянъ Василий нарицается ».

Далее Нестор говорит про Владимира: «се вторый Костянтинъ в Руси явися».

Ниже читаем: «потомъ же созда Владимеръ церковь святую Богоро-дицю владычицю нашю Богородицю в Кыеве ».

Еще ниже читаем: «бе бо и отець его (т. е. Владимир) тако милостивъ, якоже и на возехъ возити брашно по граду и овощь и медъ и вино и спроста рещи все, еже на потребу болящимъ и нищимъ; и проповеднику глаголю-щю съ прошениемь: егда кто болить кто кде?»

Ср. в летописи под 6496: «яко еде не суть ученья апостольска, ни суть ведуще Бога». Также под 6491: «еде бо не суть апостоли учили, ни пророци прорекли»; далее: «аще и теломъ апостоли не суть сде были».

Ср. в летописи: «посемь же Володимиръ посла по всему граду, глого-ля... Се же слышавше людье съ радостью идяху, радующеся и глаголюще... Володимеръ же радъ бывъ, яко позна Бога самъ и людие его».

Ср. в летописи под 6496: «Велш еси, Господи, чюдна дела Твоя! вчера чтимъ отъ челов'екъ, а днесь поругаемъ».

Ср. в летописи под 6523: «Се есть новый Костянтинъ великаго Рима».

Ср. в летописи под 6497: «посемь же... помысли создати церковь пре-святыя Богородица ».

Ср. в летописи под 6504: «устрой же и се, рекъ: яко немощнии и бол-нии не могуть долести двора моего; повеле пристроити кола и въскладше хлебы, мяса, рыбы, овощь розноличный, медъ въ бчелкахъ, а въ другихъ квасъ, возити по городу, въпрашающимъ: кде болнии и нищь, не могы ходи-ти? темъ раздаваху потребу».

Особенное значение придаю последнему сближению; в летописи и у Нестора находим одинаково прямой вопрос, вложенный в уста развозив­шим по городу то, что на потребу. Невозможно допустить, чтобы между обоими отрывками — Нестеровым и летописным — не существовало бли­жайшей связи. И объяснить эту ближайшую связь проще всего предполо­жением, что Нестор пользовался тем самым Древнейшим летописным сво­дом, который лежит в основании Начального свода.

§ 51. Итак, Несторово сказание о Борисе и Глебе может дать некоторые указания на состав и особенности Древнейшего летописного свода. Остав­ляя пока в стороне самый рассказ о св. братьях, отметим, что на основании Несторова сказания можно заключить о том, что в Древнейшем своде чита­лась Речь философа; в нем сообщалось о крещении Владимира, причем Не­стор поставил его в связь с каким-то особенным Божиим явлением Влади­миру: «тако же и сему Владимеру явление Божие быта ему крестьяну

56