Глава III

т и паремии, обращаемся к философско-лирической части ее. Здесь мы должны согласиться с Голубовским: есть основания признать эту часть паремии источником соответствующего текста летописи. Так, благочес­тивые рассуждения о добрых и злых князьях, общие летописи и паремии, представляются мне заимствованными в летопись из паремии на основа­нии следующих соображений. Летопись, передавая рассказ об убиении Бориса и Глеба, почти не делает отступлений от фактического рассказа; исключение составляет только рассуждения о бесах и ангелах после со­общения об убиении Бориса; между тем здесь видим значительное откло­нение от хода рассказа. Благочестивые рассуждения о добрых и злых кня­зьях в паремии изложены несколько полнее, чем в летописи; так, в паремии после «сяковые бо Богъ дасть за грехы, а старыя и мудрыя отъиметь» читаем: «отъятъ бо отъ насъ Богъ Владимира, а Святополка наведе грехъ ради нашихъ, якоже древле наведе на Иероусалимъ Антиоха»; трудно предположить, чтобы эта фраза была сочинена составителем паремии позднее тех рассуждений, в которые она вставлена. Второе место, где за­мечается совпадение между летописью и паремией, — это рассуждение по поводу смерти Святополка, сравнение его греха с грехом Ламеховым и затем сопоставление Святополка с Авимелехом. Голубовский и это ме­сто признает заимствованным в летопись из паремии. Я не отказываюсь следовать за ним и здесь, но со значительною оговоркой. Фраза «и по смер­ти вечно мучимъ есть связанъ» в летописи неясна. «Выходит так, — заме­чает Голубовский, — как будто Святополка кто то связал и связанного мучит. Между тем, ясный смысл получается у этого места в паремии: «и по смерти вечно моучимъ есть связанъ въ дно адоу», т. е. по смерти, за­ключенный на дне ада, он вечно мучим. Итак, в летописи ясно текст ис­порчен, а само собою разумеется, что текст испорченный есть, вторичный, а не первичный. Первичным текстом должен быть признан ясный текст па­ремии ». Мы согласны с Голубовским и приведенную фразу признаем за­имствованною в летопись из паремии. Но обращаемся к предшествующе­му тексту. В летописи читаем: «егоже по правде, яко неправедна, суду нашедшю на нь, по отшествии сего света, прияша мукы оканьнаго; показо-ваше яве посланая пагубная рана, въ смерть немилостивно въгна »; в паре­мии: «егоже по правде, яко неправедна, суду пришьдъшю и по отшьствьи сего света прияша мукы оканьнаго, показавъше яве посланая на нь пагуб­ная рана, въ смьрть немилостивно въгна ». Нельзя сказать, чтобы текст ле­тописи и паремии был очень вразумителен. Я решительно бы затруднился признать, в которой из них он яснее, и вместе с тем вижу, что первоначаль­но он не мог читаться в таком виде; следовательно, он восходит к третьему, не дошедшему до нас источнику.

§ 36. Источник этот выяснится, если мы обратимся к житийному ска­занию; в соответствии с приведенною фразой, мы читаем в нем: «и приятъ възмьздие отъ Господа, якоже показаше²³ посъланая на нь пагоубьная рана,

23 Так в Чудовск. сп. XIV в.; а в сп. XII в. ошибочно: показася.

44

и по съмьрти моукоу вечьноую». Мы знаем, что житийное сказание не пользовалось паремией, но сделало ряд заимствований из Начального сво­да, до нас не дошедшего. Предполагаем поэтому, что и эта фраза взята из Начального свода, где, по-видимому (ср. текст Пов. вр. лет, паремии и жит. сказания), она звучала так: «и приятъ възмьздие отъ Господа, якоже пока-заше яве посъланая на нь пагоубьная рана, и по съмьрти моукоу вечьноую ». Смысл фразы ясный: Святополк получил от Господа возмездие, как пока­зывала посланная на него болезнь, то есть та самая болезнь, о которой со­общено выше (в летописи и жит. сказании, но не в паремии): «и раслабеша кости его, не можаше седети на кони, и несяхуть и на носилехъ онъ, же в немощи лежа », — а по смерти он получил муку вечную. Итак, первоисточ­ником оказывается Начальный свод. Как же попала его фраза в одинако­вой порче в паремию и в Повесть вр. лет? Если мы предположим, что паре­мия основывалась на Начальном своде, то все выяснится: паремия заимствовала фразу из Начального свода, испортила ее встав­ками и прибавила к ней слова: «въ смьрть немилостивно въгна и по смьрти вечно моучимъ есть, связанъ есть въ дно адоу»²⁴; Повесть в р. лет воспользовалась паремией и заимствовала из нее испорченную и осложненную фразу, которую могла бы прочесть в основном своем источ­нике (Начальном своде) в первоначальном виде.

§ 37. Сделанный нами вывод дает нам возможность отнестись несколь­ко иначе, чем наш глубокоуважаемый предшественник, и к следующему тексту. В паремии непосредственно за словами «связанъ есть в дъно адоу» читаем: «понеже ведая братооубииство створи; 7 бо мьстии створи Каинъ, оубивъ Авеля, а Ламехъ 70, понеже Каинъ, не ведыи мыцения, створи, а Ламехъ, ведыи казнь бывъшюю на прародители своемь, оубиство створи, а Святопълкъ ведая створи и обою сию горши бысть моука емоу. Рече бо ЛамЬхъ своима женама: мужа оубихъ въ врвдъ мъне и оуношю въ язвоу мне, темь же, рече, 70 мьстии на мне, поне ведая створихъ». Для меня совершенно ясно, что соответствующий текст летописи (Повести вр. лет) первоначальнее текста паремии. Во-первых, в паремии нет фразы («есть же могыла его в пустыни и до сего дне, исходить же отъ нея смрадъ золъ»; в летописи она читается непосредственно за словами «и по смерти вечно мучимъ есть связанъ»; фраза эта (читающаяся и в жит. сказании) предста­вляется совсем не излишнею в рассматриваемом рассказе, в особенности в виду последующего: «Се же Богъ показа на наказанье княземъ Русьскымъ: да аще сии еще сице же створять, се слышавше, ту же казнь приимуть, но и больши сее ». И этой фразы (читающейся в несколько измененном виде²⁵ и в жит. сказании) нет в паремейнике, а между тем, она тесно связана и с пред­шествующим («Се же» — относится к смраду от Святополковой могилы) и с последующим; а последующее в летописи оказывается сходным с приве-

²⁴ Ср. выше в Паремейнике: «находить бо ему досада и поношение, бездьна глубока, моука

вечьная; последьняя же его зрять въ дъно адоу». ²⁵ Вм. «на наказанье княземъ русьскымъ» там читается: «на показание человеком».

44