Глава XIII

с оответствие современной действительности, которая ничего не знала о дани с Новгорода в пользу Варягов, он, по указанным выше соображениям, из­ложил новгородское известие так: «еже до смерти Ярославле даяше Варя­гом». Из Начального свода рассматриваемая фраза без существенных из­менений перешла в Повесть вр. лет, где, впрочем, исключено, как излишнее, «Варягомъ даяти» и где последняя фраза теснее слита с предшествующим, благодаря пропуску союза «а»: «и устави дани Словеномъ, Кривичемъ и Мери, и Варягомъ дань даяти отъ Новагорода», и т. д. Вследствие этого получился такой смысл: Словене, Кривичи и Меря платят дань Киеву, а Новгород 300 гривен Варягам.

Составитель Новгородского свода 1167 года следовал в этом месте, сильно интересовавшем, конечно, новгородцев, своему новгородскому ис­точнику, своду XI века (а не Повести вр. лет). Общерусский свод предпо­чел чтение свода 1167 года «еже и НЫНе дають » соответствующему чтению Повести вр. лет «еже до смерти ЯрославлЪ даяше Варягомъ».

Составитель протографа Синод, списка (в основании его лежит труд Германа Вояты — копия со свода 1167 года) изменил «еже и ныне дають» на «еже не дають». Составитель Софийского временника, соединявший текст Начального свода с текстом протографа Синод, списка, предпочел в данном месте текст этого второго своего источника и дал чтение: «еже не дають». Отсюда это чтение перешло, с одной стороны, в Новгор. 1-ю лето­пись младш. извода (Ком. и др.), а с другой, в свод 1448 года, который со­единял текст общерусского свода с текстом Соф. временника.

§ 206⁹. Итак, мы имеем свидетельство XI века о том, что Новгород упла­чивал дань Киеву в размере 300 гривен в год. Это известие исследователи²⁷ уже давно сопоставляют с известием, читавшимся в Нач. своде (и Пов. вр. лет) под 6522 (1014) годом: «Ярославу же сущю Новегороде и урокомь дающю Кыеву две тысяче гривне отъ года до года, а тысячю Новегороде гридемъ раздаваху ». Известие это, как указано в § 206⁷, заимствовано в Нач. свод из Новгородского свода XI века. Из него видно, что во времена Влади­мира Новгород уплачивал дань в размере 3000 гривен; из рассмотренного же нами выше известия следует, что Олег уставил дань в размере 300 гри­вен и что эта дань уплачивалась и в XI веке, когда был составлен Новгород­ский свод; я думаю, что сохранение «НЫНе» в своде 1167 года показывает, что и в XII веке дань эта не была еще отменена. Прямого указания на дань в XII в. мы не имеем, но не указывает ли на нее известие о Печерских данях, уплачивавшихся Новгородом Киеву? Под 6641 (1133) читаем: «Ярополк посла Мстиславича Изяслава къ братьи Новугороду, и даша дани Печерь-скые и отъ Смолиньска даръ, и тако хрестъ целоваша ». Как же понять раз­ницу 300 гривен (при Олеге) и 3000 гривен (при Владимире)? Предполага­ют, что дань была со временем увеличена. Но мне кажется, что слова «еже НЫНе дають» доказывают, что именно во время летописца уплачивалось 300

^{2 7} Укажу на Калайдовича, Опыт о посадниках новгородских (1821), с. 7; Соловьева, Исто­рия России.

239

г ривен. Думаю поэтому, что дань, достигавшая при Владимире 3000 гривен, была при Ярославе уменьшена до 300 гривен. Приведу два основания: во-первых, во времена Олега и Игоря дань взималась белками, веверицами, куницами; ср. сообщения Нач. свода и Повести вр. лет о данях, уставлен­ных этими князьями, а также сообщение Нач. свода о том, что Варяги бра­ли от мужа по белой веверице; нельзя поэтому уставление дани в размере 300 гривен возводить к слишком отдаленным временам. Во-вторых, Яро­слав в 1014 году отказался платить дань киевскому князю, находя ее для себя обременительною; конечно, в этом его поддержали Новгородцы. Мы знаем, что Ярослав дал разные свободы Новгородцам; не было ли в числе их уменьшение дани с 3000 гривен до 300? Во всяком случае естественно ждать, что Новгородцы получили прежде всего финансовое облегчение от посаженного ими на Киевский стол князя.

§ 207. Перехожу к третьему сказанию, к походу Олега на Царьград. В предыдущем сказании нам пришлось отметить только одну вставку нов­городского редактора: это сообщение о новгородской дани. Здесь же как будто сильнее обнаруживается его влияние. Во-первых, совершенно ясно, что указание на то, что Олег пошел в Ладогу и что в Ладоге находится его могила, принадлежит составителю Новгородского свода. Можно еще удив­ляться, что киевлянин — составитель Начального свода включил в свой труд это известие; в Киеве, как известно, показывали Олегову могилу и притом, оказывается, не в одном месте, не на одной горе Щековице, где помещает ее Повесть временных лет, а в двух разных местах²⁸. Но, по-видимому, оба источника — и Древнейший свод и Новгородский отвлекали от составите­ля Начального свода мысль о Киеве, как о месте кончины Олеговой. В На­чальном своде читаем: «Иде Олегъ к Новугороду, и оттуда в Ладогу. Друзии же сказають, яко идущю ему за море, и уклюну 3Mia в ногу, и с того умре; есть могыла его в Ладозе ». В этом отрывке ясно отразились два источника. Я думаю, что в Древн. своде читалось: «Иде Олегъ к Новугороду и оттуда за море, и уклюну змиа в ногу, и с того умре ». В Новгородском же своде XI века: «Иде Олегъ к Новугороду и оттуда в Ладогу и тамо умре, есть могыла его въ Ладозе ». Новгородский редактор переделал сообщение Древнейше­го свода на основании местного предания: мы видели уже его знакомство с преданиями, связывавшими города Новгород, Белоозеро, Изборск с име­нами Рюрика, Синеуса и Трувора; город Ладога был, очевидно, связан с именем Олега. Древнейший Киевский свод обнаруживает знакомство с пре­данием, по которому смерть Олега произошла от укуса змеи. По-видимо­му, предание это в первоначальном виде не приурочивало смерти к Киеву и не связывало ее с возвращением Олега из похода на Царьград; приуроче­ние это принадлежит уже составителю Повести вр. лет.

§ 208. Допустив влияние новгородского источника на конец сказания об Олеге, мы можем искать его и в самом сказании. У нас является вопрос, не принадлежит ли новгородцу эпизод о паволочитых и кропинных пару-

^{2 8} П. Лебединцев, в Чт. в общ. Нест. лет. I, 22; Грушевский, 1. с. 12, 365.

240