Глава 1. Метаязыковое сознание и рефлексивы 4 7

ных операциях, «подсознание» не может с ними справиться, а по­тому и происходит объективация, осознание той информации, об­работка которой без участия сознания оказывается невозможной» [Кармин, 1978, 96—97]. Кроме того, большая часть информации из внешнего мира запечатлевается в человеке, минуя его сознание. Неосознаваемая обработка информации происходит так, что субъекту становится известен только конечный ее результат, а «про­цесс переработки совершается частично или даже полностью нео­сознанным образом» [Прангишвили, Бассин, Шошин, 1984, 7].

Выделяется множество факторов, обусловливающих хранение основной части информации за порогом сознания. Во-первых, сознание не способно вместить целиком всю информацию, кото­рая приобретается человеком в течение жизни, а подсознание — это зона, из которой достаточно легко ее извлечь. Во-вторых, большой объем эмоционально значимой информации человек получает в первые месяцы своего существования до формирова­ния сознания, и эта информация хранится у человека в бессоз­нательном. В-третьих, «из сознания устраняется информация о структуре действий, ставших автоматическими» [Лебедева, 1999, 137]. В-четвертых, подсознание выполняет защитную функцию в том случае, когда сознание человека еще не готово к восприятию того, что может его разрушить. «Оно защищает человечество, при­открывая тайны мира настолько, насколько сознание человека способно его постичь» [Панасюк, 1999, 264].

Разработка проблемы сознания и отношения между сознани­ем и осознанием, между мышлением и речью привела к необхо­димости постановки вопроса о роли между бессознательным, ре­чью и сознанием [Бессознательное, 1978; Бессознательное, 1985; Язык и сознание…, 1993 и др.]. Языковедческая проблематика сознания и бессознательного имеет свои истоки в работах россий­ских классиков -^шнгвистов XIX века: Бодуэн де Куртенэ и Кру-шевский писали о том, что «сознание и воля человека оказывают на развитие языка весьма мало влияния» [цит. по: Якобсон, 1978, 156]. В работах ученых прослеживается использование общей ме­тафоры: уподобление сознания огоньку, освещающему отдельные стадии психического процесса (Б. де Куртенэ) и «светлой точке сознания» (Д. Н. Овсянико-Куликовский).

Психологи развивают учение о соотношении сознания и бес­сознательного. По сути дела, Л. С. Выготский, рисуя путь от мыс-

Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

ли к слову, вырабатывает схему строения не только сознания, нои подсознания, указывает на последовательность расположения речевых планов, когда движение идет от «…мотива, порождающего какую-то мысль, к оформлению самой мысли, к опосредованию ее во внутреннем слове, затем —в значениях внешних слов и, наконец, в словах» [Выготский, 1982, 358]. Недоступная, неверба-лизованная информация закрыта для личности, осознание «возни­кает только через обозначение словом, через наименование» [Уфимцева, 1997, 21]. Безусловно, критерии выявления различных уровней сознательного и бессознательного лингвисты пытаются выявить на основе языковых данных. Так, Л. О. Чернейко главным признаком сознания считает возможность его языковой эксплика­ции; сферу подсознания составляет то, что «индивидуум знает из своего уникального опыта, но не может эксплицировать, передать другому», сферу сверхсознания -^<то, что знает социум, экспли­цирует, но не может верифицировать» [Чернейко, 1998, 181].

Сочетание сознательных и бессознательных факторов лежит и в основе понятия установки, которая в трудах Д. Н. Узнадзе по­нимается как конкретное состояние целостного субъекта, его мо­дус, готовность к совершению определенной деятельности, пред­варяющая начало речи и актуализирующая средства, необходимые для речи на определенном языке [Узнадзе, 1999, 245—256]. «Язы­ковая установка принципиально неосознаваема» [Имедадзе, 1978, 222], хотя в двухуровневой структуре установки уровень объекти­вации —это уровень актуально презентированных в сознании языковых форм и отношений. Таким образом, отстаивается мето­дологическая необходимость систематического сопоставления кор­релятивных понятий сознания и бессознательного, ввиду того, что «понятие бессознательного лишено смысла, если брать его неза­висимо от понятия сознания, и наоборот» [Шерозия, 1973, 446].

Языковое чутье, чувство языка в аспекте сознания —бессоз­нательного рассматривается как словесный инстинкт и противо­поставлено осознанному знанию [см.: Рамишвили, 1978, 199; Ле­вина, 1978, 249]. Психологи ссылаются на известное выражение Гумбольдта, назвавшего языковое чувство «инстинктообразным предчувствием всей системы языка». Чувство языка большинством лингвистов трактуется как «некая сумма знаний о языке, получен­ная в результате бессознательного обобщения многочисленных актов речи» [Ейгер, 1990, 11]. При этом Р. Якобсон подчеркивает