Глава 1. Метаязыковое сознание и рефлексивы 7 3

Вспециальной литературе термин «метаязык» употребляется неоднозначно. Во-первых, традиционное использование термина«метаязык» соответствует философскому и логическому употреб­лению: «язык второго порядка», «по отношению к которому ес­тественный человеческий язык выступает как "язык-объект", т. е. как предмет языковедческого исследования» [ЛЭС, 1990, 297], как ЯЗЫК2, создаваемый через логико-аналитическую работу, как описательная модель языка [Залевская, 1999, 32]. В когнитивной лингвистике эта оппозиция определяется через термины и-язык и э-язык (I-language, E-language), введенные Н. Хомским для проти­вопоставления интериоризированных данных о языке внешнему, экстериоризированному проявлению языка, т. е. «для противопо­ставления знаний о языке реальным формам его функционирова­ния» [КСКТ, 1996, 30]. Согласно этому пониманию язык представ­ляет собой объединение языка-объекта ЯЗЫК1 и метаязыка ЯЗЫК2, на котором мы говорим о ЯЗЫКЕ1.

Во-вторых, семантический метаязык противопоставляется язы­ку-объекту как другая знаковая система, «позволяющая более не­посредственно отразить структуру выражений объектного языка, тем самым выявляя, объективируя ее» [Кобозева, 2000, 266]. По­строение такого универсального семантического метаязыка, на­пример, предпринято А. Вежбицкой в виде словаря семантических примитивов, который к концу 90-х годов вырос до 60 единиц [см.: Wierzbicka, 1999]. Попытки создания «алфавитов человеческой мысли» [см.: Мельчук, 1974; Апресян, 1974; Апресян и др., 1978; Богуславский, 1980], кроме теоретического, носят прикладной ха­рактер: созданные метаязыки используются для автоматизирован­ного анализа текстов на естественных языках.

Кроме неоднозначной интерпретации понятия «метаязык», ос­тается открытым вопрос о соотношении терминов «метаязык» и «метатекст». Литературоведение оперирует понятием метатекс-т а при характеристике зоны ассоциативных связей (подтекста) [Лотман, 1981]. При художественном переводе в качестве метатек-ста выступает переведенный художественный текст наряду с ори­гинальным [см.: Арнольд, 1974; Лилова, 1985; Комиссаров, 1973; Сорокин, Ярославцева, 1985, 118—122; Федоров, 1968; Шаховский, Сорокин, Томашева, 1998, 69—120]. В лингвистической практике сложилось представление о метатексте как результате метаязыковой деятельности говорящего, как речевом явлении в виде последова-

7 4 Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

тельности «вербальных знаков, организующих цельное, связное из­ложение определенной области научного знания» [Ростова, 2000, 52], как высказывании о высказывании [Вежбицка, 1978, 404], тек­сте о тексте (discourse about discourse), как «вторичном тексте с вер­бализованным прагматическим содержанием» [Турунен, 1999, 311]. Если рассматривать термин «метатекст» с позиций лингвисти­ки текста, следует признать его несостоятельность: в большинстве случаев мы не можем констатировать представленность в речевой структуре, обозначаемой как «метатекст» и взятой в изолирован­ном от основного текста виде, универсальных текстовых катего­рий: целостности, связности, смысловой завершенности, относи­тельной оформленности [см. об этом: Гиндин, 1977; Гальперин, 1981; Зарубина, 1981; Купина, 1983; Купина, Битенская, 1994, 214—233; Москальская, 1981; Николаева, 1978; Солганик, 1973].

8 современной лингвистике в рамках теории речевой деятельно­ сти наряду с термином «текст» начинает употребляться термин «дискурс», многозначность которого говорит о том, что термин не устоялся в современном научном обиходе (см., например, развер­ нутое сопоставление конкурирующих терминов «текст» и «дис­ курс» в монографии И. Н. Борисовой [2001, 175 — 188]). Авторы, пользующиеся данным термином, непременно уточняют его сущ­ ностные признаки, указывая тот аспект терминологической семан­ тики, который им важен. Возможность отнесения метаязыковой деятельности к дискурсивной, а не текстовой видится в такой сущностной черте дискурса, как ослабление нормоцентрических требований к формам смысловой и структурной организации про­ дуктов дискурсивной деятельности [Борисова, 2001, 186—187]. Исследователь дискурса оставляет показатели целостности и связ­ ности лингвистике текста и на первый план выдвигает анализ точки зрения адресанта, «предпочтения, оценки, эмоции говоря­ щего по отношению к действительности и адресату» [Форманов- ская, 2001, 19]. Продуктом коммуникации в рамках дискурсивно­ го подхода может быть неканонический текст. Статус неканони­ ческого текста определяется не характером структуры текста, не его размерами, а его цельностью, т. е. «функционально-коммуни­ кативной соотнесенностью текста с одним объектом, простым или сложным» [Сахарный, 1986, 92]. Данная цельность как инвариант содержания может быть реализована в текстах, различных по сте­ пени развернутости и структуры, -от канонических до «текстов-