Глава 3. Концептуальные рефпексивы и социально-культурные доминанты277

При этом сами рефлексивы являются суждениями, формиру­ющими концепт. Обсуждая слово в различных аспектах, рефлек-сив добавляет новые знания либо закрепляет смысловые измене­ния, вербализует то, что усваивается другими невербализованно. Формируемый запас смыслов в ходе коллективной интеллектуаль­ной деятельности субъектов и представляет совокупный соци­альный опыт людей в период перемен.

Мы наблюдаем достаточно полную корреляцию с динамическим критерием коммуникативного напряжения, поскольку обсуждение ментальной реальности новых концептуальных смыслов не может быть строго отграничено от речевого употребления новых лексиче­ских единиц. Метаязыковые высказывания по поводу новой еди­ницы часто можно интерпретировать как рассуждения о том, ка­кой концептуальный смысл скрывается за данной лексемой, или как мнения, касающиеся понимания и точного употребления но­вого слова. Языковые и когнитивные знания в данном случае на­кладываются друг на друга, представляя собой единый когнитивно-коммуникативный процесс использования языка, что называется, on-line, в реальном времени. «При этом чересчур ригористическое разграничение суждений о языке и суждений о человеческой жиз­ни часто не только невозможно —оно и не нужно» [Булыгина, Шмелев, 1999, 158].

Концептуальное напряжение, возникающее при преобразова­нии идеологических концептов, поднимает проблему серьезности или эфемерности перемен в человеческом сознании, настолько многослойны, неоднозначны метаязыковые показатели переходно­го, нестабильного состояния человеческого сознания. Людям, чья социализация произошла в рамках прежней общественной систе­мы, почти невозможно полностью приспособиться к новой жиз­ни, принять и освоить ее ценности.

Ксеноразличительный (социальный)

и личностный критерии. Идентификация современного

российского общества

В эпоху радикальных социально-экономических изменений происходит разрушение социальной идентичности, «потеря тож­дественности», загубленная «в процессе тотального отречения от

27 8 Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

своего советского прошлого» [Korzeniewska-Berczynska, 2001, 17]. Границы социальных групп, выделяемых по разным основаниям — локальным, этническим, национально-государственным, религиоз­ным, профессиональным и др., —размываются или просто исче­зают, «в категориальной системе идентификационных матриц ос­вободилось главное место исчезла стержневая, собирательная категория «советский человек»» [Солдатова, 1996, 305].

Новая социальная реальность рождает концептуальное напря­жение, основанное на необходимости самоутверждения личности, определения ее принадлежности к той или иной социальной груп­пе. Принимая новое, меняясь, индивид должен оставаться тожде­ственным самому себе. Механизмы неосознанного саморегули­рования недостаточны в условиях повышенного «напора» новых элементов. Поэтому в реформирование социального бытия подключается человеческий разум. Метаязыковая деятельность, обусловленная ксеноразличительным и личностным критериями концептуального напряжения, совершается ради фиксации поло­жения человека в системе групповых связей на основе индивиду­альных особенностей, его включенности в широкую систему об­щественных отношений. Процесс поисков идентификации, от­раженный в концептуальных рефлексивах (кто мы такие?), позволяет проследить, как большие или малые социальные груп­пы строят образ социального мира в условиях нестабильности. Ценности социальных групп складываются на основании выработ­ки определенного отношения к социальным явлениям, продикто­ванного местом данной группы в системе общественных отно­шений.

Социальная идентификация —сложный комплексный фено­мен, включающий разные основания для классификации, но в инвариантной основе идентификации человека с определенным социальным объектом лежит базовая дихотомия «свой» —«чужой». Кризис государственной идентичности явился мощным толчком для бывшего советского человека к выбору способа поведения, отношения к происходящему, к поискам «своей» или «близкой» позиции.

Быстрота и легкость краха советского строя показали, что со­ветский человек оказался неготовым принять сложившуюся ситу­ацию, возникшую после разрушения привычной социальной «крыши» [см. об этом: Левада, 2000г, 6]. Эту ситуацию можно на-