Глава 3. Концептуальные рефлексивы и социально-культурные доминанты209

ходимость языковой репрезентации многих экономических и по­литических невербализованных концептов в русском сознании связана с открытостью российского общества внешнему миру в период перестройки, с осознанием интернациональности процес­сов и явлений, типичных для многих стран, в том числе и для России. Носители языка проводят своеобразный контрастивный анализ на уровне обыденного сознания, сравнивая наборы семан­тических признаков русского невербализованного концепта с на­бором семантических признаков эквивалентного вербализованного концепта другого языка. В результате такого сравнения русский концепт приобретает имя, чаще всего в виде иноязычной лексе­мы: У меня была программа «Молодежный дискуссионный клуб», что-то вроде ток-шоу. Правда, мы тогда даже слова такого не знали, инстинктивно пытались что-то делать, приглашать людей, страв­ливать мнения (4 канал + все ТВ, 2000, апр.); Когда вы начинали работать, что — совсем не пользовались такими приемами, как рас­крутка? — Сейчас я должен, придерживаясь за крестец, сказать: «В наше время такого слова не было» (МК-Урал, 2000, апр.); — Это более важное умение — организовать все так, чтобы тебе предлага­ли свои услуги. — А как вы этого добиваетесь? — Ну, это особен­ность, которая сейчас имеет точное название — менеджер (ОРТ, Пока все дома, 26.08.01); В какой-то момент, — говорит известный тренер Тамара Москвина, — меня заинтересовало, что же такое маркетинг? Я нашла книгу по бизнесу известного американского ав­тора, начала читать. И вдруг поняла, что маркетинг — это то, чем мы, тренеры, всю жизнь занимались, но не знали, как это называ­ется. А спорт — это самый настоящий бизнес. Я, тренер, создаю товар высокого качества, занимаюсь его промоушном на «рынке», чтобы он достойно конкурировал, позиционирую его, нахожу рынки сбыта, меняю, снова создаю… Да, людей нельзя называть товаром. Но что делать, если на рынке спорта действуют те же понятия, что и на коммерческом (МК-Урал, 2001, май); Сейчас же все признают, что композитор, певец или художник — ничто без «раскрутки», то есть без прессы, рекламы, рецензий. — Достаточно странно предста­вить, что Белинский и Писарев занимались «раскруткой», например, Пушкина… — Ну, тогда просто таких слов не было. А по факту все правильно (Наша газета, 1998, авг.); А я был долго негром, работал на других. Я занимался по сути дела аранжировкой. Тогда не было этого слова (Е. Дога, ОРТ, Пока все дома, 17.03.02).

210 Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

2. Невербализованной может оставаться та часть концептосфе-ры, на именование которой наложен социальный контроль. Табу-ирование либо устраняет конкретную номинацию, заменяя ее опи­сательными оборотами, либо накладывает вето на ее употребле­ние, заменяя эвфемизмом. Традиционными темами и сферами жизнедеятельности, в которых используются эвфемизмы, являются дипломатия, государственные и военные секреты, сфера интимных отношений и т. п. [см.: Крысин, 1996, 384—408]. Так, табуирова-ние интимной стороны человеческой жизни, включающей дей­ствия и отношения «принципиально невербализируемые» [Кон, 1988, 108], поддержанное традициями русской культуры и чрезмер­ным целомудрием установок тоталитарного общества (напомним: «У нас в СССР секса нет»), привело к отсутствию литературного варианта субъязыка, описывающего сферу сексуальных отноше­ний. Изменения в социальной жизни современного российского общества, ликвидация цензуры, свобода речи привели к увеличе­нию в сознании людей публично допустимого в речи, расшатали систему тематических табу. Метаязыковая деятельность современ­ного говорящего позволяет выделить корпус рефлексивов, обсуж­дающих языковую объективацию концептов, связанных с данной табуированной сферой: — То есть секс-символом себя не считае­те? — Вы мне сначала объясните, что это такое. В России это понятие не прижилось и не приживется. Хотя дома иногда говорю: вы забыли, что я секс-символ?! Я совершенно нормальный человек, здоровый и веселый, что позволяет мне воспринимать этот сомни­тельный титул с должной иронией (4 канал + все ТВ, 2000, апр.); Наши предки не знали слова «эротика», но с эротикой у них было все в порядке (Крестьянка, 1996, № 1); Понятие «секс-символ», кажется, уже прочно вошло в наш язык. Хотя и до появления в на­шем языке «возбуждающего» слова «секс-символ» история фанат-ства развивалась своим чередом. Чего стоят, например, «разборки», которые устраивали поклонницы замечательных артистов Сергея Лемешева и Ивана Козловского (АИФ, 1998, май); В свое время, если бы существовал такой термин, вас бы назвали секс-символом «Со­временника». Ваши романы со всей женской частью труппы — миф, в конце концов, или нет? (МК-Урал, 2000, март); Кроме того, двад­цать лет назад люди стеснялись говорить о своих проблемах. Как по Винокуру: «Доктор, у меня ЭТО!». Сегодня больше говорят от­крыто… Я начинал работать тогда, когда терминов «сексология» и