Глава 2. Коммуникативные рефлексивы 141

[см. об этом: Москович, 1969; Шмелева, 1993], и коррелирует сдругой внутренней ценностью моды —универсальностью. С уни­версальностью связана такая черта моды, как массовость. Мода носит глобальный характер, участники моды ощущают свою при­надлежность к обширному, неопределенному целому. У русских существует представление о моде как об обычае, принятом за об­разец. Рядом с образцом сразу появляется тема социального под­ражания, воспроизведения, тенденция к социальному выравнива­нию, выводящему отдельного человека на общую колею: Сначала он недвусмысленно дал понять Кремлю, что готов к конструктив­ному диалогу (надоела идиотская фраза, но никуда не денешься) (АИФ, 1999, окт.); Я нашел одно модное слово и стал его использо­вать — я, ребята, в завязке (ОРТ, Пока все дома, 25.01.98); Ак­сессуары — очень важная часть имиджа (ох, не люблю я этого сло­ва, но куда деваться). …Для поднятия своего имиджа (все, после­дний раз, честное слово) лучше ездить не на такой машине, как у Вас (Men's health, 2001, авг.).

За частотностью употребления слова стоят разные явления. Выше мы отмечали, что в основе активного употребления «сло-ва-хронофакта» лежат внеязыковые причины, «в определенный отрезок времени слова приобретают исключительно важное зна­чение и благодаря своей актуальной семантике становятся попу­лярными у носителей языка» [Фомина, 1995, 208\: В августе 98-го года наш лексикон обогатился модным словечком «дефолт»; В 1992 году появилось громоздкое словосочетание «приватизационный чек», затем начинают использовать непонятное «ваучер», но к нему быст­ро привыкают, и оно становится модным; В 1997-м даже бабушки знали и обсуждали модное словечко «деноминация».

Указанные выше два признака слова новизна и массовость употребления —являются достаточными для обьщенного языко­вого сознания, чтобы считать эти единицы модными. Наряду с широким пониманием модного слова обыденным сознанием, су­ществует точка зрения лингвистов, изучающих феномен модного слова, которые сужают это понятие. Они утверждают, что «мод­ное слово не может обозначать новый денотат, оно всегда явля­ется новым обозначением известного явления» [Титкова, 1998, 151; см. об этом также: Розен, 1991, 145—146]. Охарактеризуем данную примету модного слова как один из ценностных компонентов модного объекта.

142 Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

Модность словоупотребления может определяться и собствен­но языковыми причинами. Скоротечность жизни слова часто оп­ределяется эстетической потребностью говорящего к обновлению речи. Эта потребность реализуется в смене тела, формы языково­го знака при тождестве содержания и определяется другой ценно­стью моды -игрой, которая является универсальным элементом культуры. Мода циклична, прерывиста. Эстетика обновления фор­мирует определенный «модный знаковый спрос», которому про­тивостоит «модное знаковое предложение» со стороны культурных образцов, еще не ставших модными. Знаковый износ определяет потребность в замене знаковых средств и стимулирует поиск и отбор иных лексических единиц. Зачастую обновление форм при­водит к обогащению содержания слова [см.: Колесов, 1999, 118]. Смена номинации постоянно фиксируется в метаязыковом созна­нии говорящего. Языковое сознание выполняет в этом случае функцию идентификации, восстанавливая связь времен, через новую лексическую единицу осуществляет привязку реальных фактов истории к общественному опыту современности. Поме­щенные в один контекст метаязыкового комментирования времен­ные синонимы способствуют новой интерпретации фактов исто­рии, новому ракурсу на эти факты, акт нового называния «отож­дествляется с актом познания» [Арутюнова, 1977, 334]. Приведем ряд рефлексивов подобного типа: Раньше таких людей называли администраторами, сейчас — модным словечком «продюсер» (КП, 1999, нояб.); На первом выборном съезде Горбачев спасает себя от расправы, от импичмента, как сказали бы сейчас (НТВ, 25.05.99); Смотрит Петр на столы, исполненные в духе эпохи великого царя-преобразователя, да на стенники, что теперь называют «бра». «Они же на стене крепятся, отсюда и стенники», — объясняет Глазунов (МК-Урал, 1999, июнь); Она вершит правосудие с решительностью бывшего вохровца, ныне почтительно именуемого «секьюрити» (Об­щая газета, 1999, дек.); То, что на рекламном языке называется «слоган», а в старину называлось «девиз» (Уральская жизнь, 1999, авг.); Он по-прежнему излучает то знакомое с юности обаяние, ха­ризму, как теперь говорят (КП, 1999, февр.);. Любой, кому за со­рок, помнит эти хиты советской эпохи (в ту пору они назывались шлягерами) (Там же, 1998, окт.); Что же до «лиц кавказской нацио­нальности», то в Москве моего детства все они считались «грузи­нами» (Новая газета, 2000, февр.); По большому счету я работаю