Глава 2. Коммуникативные рефлексивы 155

не сказать еще более круто(Э. Рязанов, 25.05.98). Приведенные рефлексивы констатируют характерную для современного языка несдерживаемую речь, манеру усиленного наименования.

К этой же группе можно присоединить коммуникативные реф­лексивы, которые комментируют слова с функционально-стилевой окрашенностью, маркируют употребление иностилевого элемента, чаще всего из терминологической сферы. Использование «чужой» лексической единицы может затруднять общение, и адресант разъясняет «чужой» смысл: В жаргоне следователей есть такое слово: «раскрываемость». Некрасивое, громоздкое, но смысл хороший. В переводе на общечеловеческий означает «количество раскрытых преступлений». Или еще — возможность раскрыть (МК-Урал, 2001, февр.); Но пока это только сценарий — теперь нужно переводить на пленку, говоря кинематографическим языком (МК-Урал, 2000, июль); Научная же школа Сигурда Оттовича, говоря математичес­ким языком, есть величина постоянная (Новая газета, 2000, май); Казалось бы, президента, без которого не обходится ни один выпуск новостей, страна должна знать как облупленного. Но, говоря язы­ком политтехнологов, мы чаще всего видим лишь Путина-функцию (МК-Урал, 2000, нояб.); Даже драматический актер может вый­ти на сцену и сыграть, как говорят в театре, вполноги: всякое бы­вает, перепил вчера, или дома нелады, или, в конце концов, просту­жен — ну нет куража. А в цирке вполноги не получится (АИФ, 2001, март); Он стал первым, начав продавать акции всем желаю­щим, — иными словами, совершил, на финансовом языке, «публичное размещение акций» (МК-Урал, нояб.); «Штакетником» профессио­налы называют штрих-код на своем рабочем жаргоне (МК-Урал, 2000, июль). Подобное включение языка «другого» в свой текст, кроме разъяснения, может преследовать ряд других целей [см. об этом: Михайлова, 1996, 155\: во-первых, переход на «чужой» язык связан фактором темы, адресант нацелен на передачу «чужого смысла» с помощью субъязыка данной сферы знаний; во-вторых, автор создает иностилевой контраст, который подчеркивает спе­цифику передаваемой информации, становится «маркером чужой речи» [Арутюнова, 2000б, 437]. Столкновение в публицистическом тексте двух сфер языка книжной и разговорной позволяет адресанту подчеркнуть культурно-речевую необходимость ясного изложения любой темы, стилевую отчужденность книжных форм выражения: Я хочу показать вам репрезентативную выборку. Я го-

156 Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху

ворю эти ужасные слова,так как мне сказали, что я должен точ­но назвать эту выборку по рейтингу политиков (ОРТ, Время, 07.11.99); Совет один — пусть удовольствие будет удовольствием, а не справлением супружеского долга (слова-то какие!) (МК-Урал, 2001, май); — Так кем же вы себя ощущаете? Вы критик, теат­ровед, автор передачи? — Я не критик, не театровед. Я ведущий телевизионной программы. У меня замечательное образование, но в профессии оно мешало. ГИТИС дал владение театроведческим язы­ком, но на телевидении владения этим языком не требуется. Про­грамма делается для широкого круга зрителей. С ними надо разго­варивать на человеческом, а не на птичьем языке (АИФ, 2001, март).

3. Аргументацией употребления сниженного слова, представ­ленной в рефлексиве, может быть ссылка на частотность употреб­ления единицы («все так говорят»), ссылка на языковую моду. Феномен моды в языке сложен и определяется многими причи­нами, такими, например, как эстетическая потребность в обнов­лении формы знака, развитие сочетаемости, изменение круга бы­тования слова. На первом этапе вхождения сниженной единицы в общий лексикон необходима фоновая поддержка в виде рефлек-сива: адресант через рефлексив «все так говорят» распространяет степень нравственной вины на все общество в целом. В то же время он занимает позицию активного носителя языка ^«тако­го, как все», речевой опыт которого свидетельствует о высокой употребительности нелитературного варианта. Подобные рефлек-сивы демонстрируют готовность говорящего усмотреть возмож­ность разных взглядов людей на одну и ту же ситуацию, на одно и то же слово, подчеркивают свободу говорящего в стилистичес­ком выборе и в то же время показывают непроизвольное подчи­нение языковой моде. Они свидетельствуют о взгляде на обычное, привычное как хорошее и правильное (см. отражение позитивно­го отношения к нормам «людей» в современном употреблении словосочетаний как у людей, по-людски или негативного отноше­ния к людям, не вписывающимся в нормы группы: выскочка, от­щепенец, тот, кто высовывается, выпендривается) [см.: Василье­ва, 2001, 85].

В свою очередь, принимая частотную сниженную единицу, ад­ресат включает ее в свой индивидуальный лексикон, а когда вы­ступает в позиции адресанта, стремясь «скоординировать свой