Глава 9

димости коллективного «реструктурирования» как предпосылки стратегических изменений.

В центре внимания большинства представителей шведской ветви школы — про­блемы застоя и упадка организаций, а также определяющие данные состояния и препятствующие адаптации культурные, политические и когнитивные силы. Как же в таком случае осуществляются изменения? Этим вопросом задались исследовате­ли. Ответы, по их мнению, следовало искать в понимании организации как коллек­тивной социальной системы.

Ключевая роль в изучении организации отводилась понятию «соответствия». Э. Ренман, например, описывает четыре механизма достижения соответствия: со­ставление карты или схемы (отображение окружения), приведение в соответствие (дополнение внешней среды), совместные консультации («поддержка смежных систем с намерением совместно исследовать общее окружение») и доминирование, или «способность системы переносить отображение самой себя па внешнее окруже­ние» (Rhenman, 1973:30-36).

В этих работах также выделяется понятие мифа. Например, Б. Хедберг и С. Джонссон отвели стратегии место между реальностью и мифом, который они называют весьма редко изменяющейся «метасистемой», трансформация которой требует революционных преобразований. По-видимому, понятие «миф» здесь близ­ко к тому, что мы называем в этой книге перспективой, культурой и в особенности идеологией (все они, конечно, определяются в тех же понятиях убеждений п миро­воззрения).

Миф есть... теория мира. Ее невозможно проверить непосредственно, но лишь через действие в соответствии с операцнонализированными гипотезами, которые представляют собой стратегии. И даже тогда миф поддается проверке только условно... В человеческом мозгу мифы хранятся как некие конструкции, они всегда упрощены и частично ошибочны. Но, поскольку господствующие мифы остаются бесспорными, они и обеспечивают те интерпретации реально­сти, в соответствии с которыми действуют организации... Однако независимо от того, исходим ли мы из реальности или из теории, именно воспринимаемые несовпадения между ними инициируют стратегические изменения {Hedberg and Jonsson, 1977:90-92).

В своих разработках С. Джонссон повсюду отталкивается от мифа, который он также связывает с идеологией:

Миф дает организации устойчивую почву для деятельности. Он устраняет неопреде­ленность в отношении того, что делается неправильно, и заменяет ее уверенностью: мы можем это сделать, это в наших силах... Если у вас есть уверенность в отношении того, как следует поступить, событие форсируется (Jonsson, без даты: 43).

В конце 1970-х гг., когда готенбургская группа распалась, а миссионерское рве­ние SIARиссякло, шведская ветвь школы перестала существовать в прежнем виде, но исследования в рамках школы культуры не прекращались (см.Brunsson, 1982;Melin, 1982, 1983,1985)*.

*Обзор скандинавских исследований за 1981-1992 гг. см.: Engwell, 1996.

Школа культуры

227

Ресурсы как основа конкурентных преимуществ

А теперь в нашем повествовании предстоит довольно крутой поворот — от рас­смотрения социальной стороны культуры к ее «темной стороне», т. е. экономичес­ким проблемам. И мы убедимся, что популярная в академических кругах концепция конкурентных преимуществ базируется на понятиях по существу культурных.

Материальная культура

Культура — это создаваемая группой людей в течение времени общезначимость. Она формируется в процессе коммуникаций — разговоров, празднований, выраже­ний печали, а также в ходе совместной деятельности при решении общих задач, включая взаимодействие между индивидами и используемыми ими ресурсами.

В целях производства того, что антропологи называют «материальной культу­рой», члены организации вступают во взаимодействие с материальными ресурса­ми, такими как машины, оборудование и сооружения, а также ресурсами менее осязаемыми, например научными разработками и бюджетными системами. Мате­риальная культура возникает, когда «созданные человеком объекты отражают, со­знательно и бессознательно, прямо или косвенно, убеждения людей, которые зака­зывают, изготовляют, покупают или используют эти объекты, и, говоря шире, верования сообществ, к которым эти люди принадлежат» (Prown, 1993:1).

Естественно, мы имеем дело с двусторонними взаимосвязями: убеждения и цен­ности создают объекты, а объекты создают и формируют убеждения и ценности. Возьмем для примера автомобиль. Его изобрели умелые европейские мастера как предмет роскоши и для развлечения богачей. Американцы стандартизировали авто­мобиль и, используя труд неквалифицированных рабочих, начали производство недорогих машин для простых людей. Налицо глубокие культурные различия: у европейцев сложились богатые ремесленные традиции, а американцы добились высокой производительности труда путем обучения рабочих стандартизации про­дукции, а также организации массового производства. Конкуренция между аме­риканскими и европейскими автомобилестроителями обернулась соревнованием двух культур. Многие европейские фирмы пытались обойти американцев, перени­мая их методы, но, даже скопировав тот или иной фрагмент мозаики, им не удава­лось сложить из них стройную картину.

По окончании Второй мировой войны аналогичные попытки предприняли япон­цы, но, не преуспев, решили пойти собственной дорогой и создать более созвучные национальной культуре методы производства автомобилей. И в конце концов им удалось поставить под сомнение исключительность Америки. Теперь сложилась об­ратная ситуация: американцы изо всех сил стараются разгадать тайны японских про­изводственных систем.

Идея, согласно которой на рынке конкурируют не продукты, а системы про­изводства, не нова. Экономисты давно поняли, что главную роль в конкуренции играет эффективность производственной системы. Но они так и не осознали значе­ния особенностей конкурентных преимуществ — того, что уникальность становит-

228