Глава 2. Мифологизация проблем этногенеза... 73

либристике. А вот еще ее примеры: «В исторических сведенияхКитая, записанных во II веке, отмечено, что в странах Приаралья и Прикаспия проживают народы хаса, каса — казахи» [31]. Или: «Один из родов сахского племени Арыс (по Геродоту — аргипеи, а у других западных авторов — аорсы), жившего в нынешнем Туркестанском крае... перекочевал в южную часть Индии и из­вестен среди местных жителей под названием дравид (драу ит — благородная собака). Английский естествоиспытатель Р. Киплинг из рассказов жителей дравида и записал ставшее известным всему миру свое произведение «Маугли». Коренные жители Индии эту легенду не знают» [32]. Ну и пусть не знают, главное, знаем мы, что и дравиды «родом отсюда». Наверняка читатель уже утом­лен «сенсационными прорывами» А. Байбатши в доселе неведо­мые лабиринты всемирной истории. Более чем насыщен подобной манихейской казуистикой и наш рассудок. Но позвольте, тем не менее, закончить экскурс в «мифы от А. Байбатши» еще дву­мя его умопомрачительными сенсациями. Оказывается, «выход­цы из Казахской степи распространились почти повсеместно, ста­ли основным населением Восточной Европы, Ближнего Востока, северной половины Азии и континентов Америки», а «жители Казахской степи и переселившиеся из нее около 20—25 тыс. лет люди разговаривали на языке близком к современному (уж не к казахскому ли?! — Н. М.)» [33]. Нельзя не заметить, что многие «версии» А. Байбатши во многом лишь перефраз других мифо-творцев. Можно было бы, конечно, только сожалеть, что, будучи не специалистом-историком, он доверился их «компетентности». Однако вряд ли это нужно делать, поскольку он не только с упо­ением пропагандирует уже известные мифы, но и обильно расцве­чивает их новыми фальшивыми гранями, т. е. в этом отношении мало чем отличается от «пионеров-мифотворцев», которые уже давно пытаются подменить «алмазы научного знания» их деше­выми стразами.

В аннотации рассмотренной выше книги А. Байбатши и издан­ной, как это ни странно, научно-издательским центром «Гылым», отмечается, что она предназначена «для специалистов, аспирантов и магистрантов, студентов и учащихся организаций образования, а также для широкого круга читателей». Можно было бы, конечно, сказать спасибо А. Байбатше, что он своим опусом предоста-

Научное знание и мифотворчество...

Глава 2. Мифологизация проблем этногенеза...

75

вил специалистам-историкам в наше далеко «неулыбчивое» время редкую возможность от души посмеяться. Ведь первоначально его «труд» можно было даже принять за некую юмористическую пародию на тему мифотворчества в истории. Однако все гораздо серьезнее. Такие «искатели», к сожалению, отнюдь не полезных ископаемых, а фонетических совпадений, усматривающие в них исключительно «казахизмы» (как те же Е. Омаров, К. Данияров и все им вторящие), вольно или невольно калечат сознание непод­готовленной читательской аудитории, ибо являются «производи­телями» многотиражных образчиков донаучного знания. Своими непрошеными вторжениями в отечественную историографию и ее профанацией они создают в глазах нашей и зарубежной научной общественности та,кой имидж казахстанской истории, который, мягко говоря, ^не^делает ей чести.

Сходная по сути тенденция к этнизации всемирно-историчес­кого процесса и социального пространства Казахстана в далеком и относительно недавнем прошлом отчетливо прослеживается так­же в изданиях ряда современных дипломированных историков, большая часть которых получили свои ученые степени и звания за определенный «вклад» в дело изучения истории деяний комму­нистической партии и советского государства. Не случайно одним из «пионерных» сочинений в сфере мифологического творчества, написанных в приоритетах этницистского дискурса, является учеб­ное пособие по истории Казахстана для студентов вузов и сред­них специальных учебных заведений историка А. К. Кузем^зайулы совместно с сыном Е. Абилем^которое уже семь раз (!) переиз­давалось на территории нашей республикй~[3⁷£]Т^ему~1йожет поза­видовать иной бестселлер.

Нетрудно заметить, что главная цель этого сочинения состоит в том, чтобы как можно дальше в глубь тысячелетий удревнить историю казахского общества, казахскую государственность и эт­ногенез, а также вне всякой меры запредельно расширить про­странственно-временной ареал культуры казахского народа за счет этнической приватизации всего того, что в древности имело какое-либо отношение к истории всех тюркских и монгольских народов (территория, племена, имена собственные, факты, события и т. д.). Исходя из уже знакомой нам «методы» констатации случайных созвучий различных названий, авторы настаивают, например, на

ошибочной идентификации древних усуней и казахских уйсуней, приписывая уйсуням памятники материальной.культуры, которые датируются концом I тысячелетия до н. э. [35]. Между тем со­вершенно очевидно, что неверно обозначать курганные погребения «книжным» термином априори без доказательства их реального соответствия, особенно с учетом того, что саки и усуни относились к одному кругу восточно-иранских племен. Тем не менее дипло­мированные историки с умыслом ли или по невежеству все же это делают. Наряду с усунями А. Кузембайулы и Е. Абилем произ­вольно отождествляется так называемая «история гуннов» с исто­рией неких «протоказахских племен», все средневековые кипчаки от Дуная до Иртыша, найманы и кераиты — со сходными им по звучанию названиями составных частей современного казахского этноса и т.д. Эти авторы, а вслед за ними и автор другого учебно­го пособия по истории Казахстана для студентов вузов и учащихся специальных средних учебных заведений — М. Д. Шаймерденова необоснованно утверждают, что именно в период ХГ—ХПГвв. все перечисленные и другие социально-культурные группы кочев­ников «вошли в состав казахской народности» [36], хотя казахи как этническая общность в то время^ еще не сложились. При этом такие племена, KaiijrojWKH, действительно игравшие важную роль

вэтногенезе казахского народа, всеми тремя авторами совсем неупоминаются. По-видимому, их смущает слишком «китаизирован­ное» звучание данного этнонима.

Метод механической экстраполяции фонетически созвучных ономастических наименований различных тюркских и монгольских племен и занимаемых ими территорий на собственно казахстанс­кий ареал исторической реальности эпохи позднего средневековья и нового времени, по существу, составляет смысловой стержень рассматриваемых творений. Это ярко демонстрируют следующие выразительные пассажи из учебного пособия А. Кузембайулы и Е. Абиля. Так, они пишут: «Кыпчаки, непосредственные пред­ки казахов, смогли создать на огромной территории от Дуная до Иртыша несколько крупных государственных образований и актив­но влиять на политическую жизнь не только сопредельных стран (Византия, Хорезм, Русь, Закавказье, Булгар), но и отдаленных (Египет, Индия), где долгое время правили кыпчакские динас­тии». Далее в развитие данного многообещающего тезиса говорится:

76

Научное знание и мифотворчество...

Глпва 2. Мифологизация проблем этногенеза...

11

«В этот период (XI в.) вся казахская степь называется Кыпчакской Степью или Дашт-и Кыпчак» [37]. Авторам этих строк следовало бы ниже непременно уточнить, что Казахская степь ассоциирует­ся только с Восточным Дашт-и Кыпчаком, а отнюдь не со всей «огромной территорией от Дуная до Иртыша» и что кыпчакские племена, населявшие земли к западу от р. Урал, в силу своей ино-территориальной локализации никакого отношения к этногенезу ка­захского народа и истории Казахского государства не имели. Но, будучи одержимыми «патриотическими» порывами и эмоциями, создатели рассматриваемого учебного пособия вполне сознательно уходят от такого рода уточняющего комментария и тем самым фак­тически фальсифицируют средневековую историю Казахстана.

Дальше на страницах того же издания совсем уже в духе jj^ утверждается,

что «Улуг Улус (т. е. Золотая орда. — Н. М.) — первое центра­лизованное древнеказахское государство», что «Улуг Улус зани­мает особое место в истории Казахстана. Объединив кыпчакские племена, кочевавшие от Дуная до Ертиса, он превращается в пер­вое централизованное древнеказахское государство, получившее в восточных источниках название «Ак (Белой) орды», что «боль­шую часть кочевого населения улуса составляли казахские племе­на» и т. п. [38]. В этом же контексте в разных местах книги при описании самых известных, хрестоматийных военно-политических событий как в восточных, так и западных частях континента не­пременно сообщается о «причастности» к ним, а то и даже ре­шающем участии в них легендарных «казахских» воинов и пол­ководцев [39].

Одним словом, этнические и социально-политические про­цессы, происходившие в XIII—XVI вв. в различных частях ев­разийского континента, здесь хаотично смешиваются между со­бой и механически экстраполируются на все обширное внутри-континентальное пространство, а их освещение А. Кузембайулы и Е. Абилем носит абсолютно надуманный фантазийно-мистифи-кационный характер и, по существу, грубо фальсифицирует это историческое прошлое.

Наряду с искусственным гипостазированием явлений и про­цессов этничности, создатели рассматриваемого учебного пособия постоянно манипулируют малодостоверными историческими фак-

тами либо же прибегают к откровенным выдумкам, не имеющим никакого подтверждения в исторических источниках. Так, на­пример, говоря о правотворческой деятельности казахских ханов Касыма и Есима, которым устная народная традиция приписы­вает создание сводов степных законов, авторы данного учебни­ка подробно повествуют и о якобы имевших место на рубеже XVI—XVII вв. «политических реформах» биев в сфере управ­ления кочевым населением Казахстана, волевом «существенном урезании» ими «полномочий ханов» и «изменении принципа вы­бора хана», о чуть ли не одномоментном административно-при­нудительном «введении в начале XVII в. жузовой организации» в степи, когда «все казахские земли разделялись между тремя хозяйственно-территориальными объединениями — жузами», о том, что «во главе жузов стояли бии», и т. п. явлениях. При этом А. Кузембайулы и Е. Абиль легковесно оперируют таки­ми априорными многозначительными формулами, как «коренное реформирование политической системы Казахского государства», «бийская революция» и т. п. [40].

Не вдаваясь в подробный анализ представленной в учебном пособии мифологической канвы самой исторической версии фор­мирования социально-политической системы Казахского ханства и ее типологических особенностей, можно, тем не менее, конста­тировать некомпетентный и попросту мистифицированный харак­тер почти всех исторических утверждений по данной проблеме, приведенных А. Кузембайулы и Е. Абилем. Ведь известно, что за исключением отдельных лаконичных упоминаний в народных преданиях казахов о причастности ханов Касыма и Есима к ко­дификации каких-то неизвестных нам норм обычного права, ка­ких-либо других сведений о так называемых административных реформах и прочих нововведениях в традиционную социально-политическую организацию кочевого общества казахов в эпоху XVI — первой четверти XVII в. в аутентичных исторических источниках того периода не имеется. Поэтому все постулаты и рассуждения авторов учебного пособия на тему «бийской револю­ции» и т. п. являются ни чем иным, как плодом их собственной неуемной фантазии, которые не имеют ничего общего с реальной исторической действительностью, по крайней мере, той, что до­стоверно фундируется имеющимся источниковым знанием.

₇₈

Научное знание и мифотворчество...

Что же касается совершенно надуманной версии вышеназван­ных авторов об искусственном образовании трех жузов, время которого они датируют первой четвертью XVII в., то в этом случае можно говорить всего лишь об их полной некомпетент­ности в научной историографии казахских жузов. Здесь, кстати, можно заметить, что по уровню специальных знаний и логике интерпретаций сложных социально-исторических процессов, про­исходивших в средневековую эпоху на территории Казахстана, представления А. Кузембайулы и Е. Абиля о происхождении жузовой триады во многом совпадают еще с одним мифоло­гическим прецедентом понимания сути этой проблемы. Здесь имеется в виду учебник «Истории древнего мира» для 5 класса общеобразовательной школы, подготовленный другим псевдоно­ватором от науки — историком Т. А. Тулебаевым, который полу­чил рекомендацию республиканского Министерства образования и науки. Так, исторический факт долговременного бытования у казахов трехчленной генеалогической организации и развития в казахском обществе структур трайбалистского массового сознания этот автор связывает исключительно с «колониальной политикой, которую проводила Россия в Казахстане». По его утверждению, царские колонизаторы «просто разделили казахский народ на три части по признаку «жуза». И тонко проводили политику противо­поставления их друг другу. ...Это не только сохранило родопле-менное деление, но и еще больше усугубило положение» [41] Комментарии в данном случае, как говорится, излишни. Остаето только добавить, что если бы авторы новоявленных учебных по­собий и учебников для студентов вузов и учащихся средних школ постарались побольше читать специальную научную литературу и хотя бы изредка консультироваться с квалифицированными специалистами по истории дореволюционного Казахстана (в том числе и по истории российской политики в сфере административ­но-территориального устройства Казахской степи), то наше под­растающее поколение было бы надолго избавлено от подобных сенсационных, но абсолютно научно некомпетентных умозаклю­чений и «открытий».

Существование родоплеменной системы номадов стало следс­твием функционирования особой системы передачи информации и собственности. Именно потому, что информация, знания, соб-