Глава 4. Инерция мифотворчества в освещении...

233

на первый взгляд, образом именно в процессе советской модерни­зации Казахстан понес самые большие жертвы. И здесь, несом­ненно, была своя логика, раскрыть которую и пытаются исследо­ватели академической школы историков.

Однако при этом историография, формирующаяся в периметре данных проблематик, испытывает деформирующее давление как со стороны советских инерционных представлений и стереотипов, так и в еще большей степени — с фронта современных мифоска-заний. Поэтому есть смысл рассмотреть обе разновидности ми-фопроявлений. И в этой связи далее будет предпринята попытка показать некоторые примеры мифологической интерпретации от­дельных проблем истории Казахстана советского и постсоветского периода и их научную несостоятельность. И, согласно устоявшейся периодизации истории советского общества, это следует начать с Октябрьской революции.

Как выявляет анализ, в современной историографии начинает все больше доминировать трактовка октябрьских событий 1917 го­да как «переворота», причем с такой ее артикуляцией, которая под­черкивает примат неких субъективно-волевых факторов над объ­ективно-предопределенными. Одни историки прибегают к такому обозначению Октября больше, так сказать, из моды, т. е. слепо следуя «велению времени», чтобы показать, что они, дескать, «перестроились» и пишут с позиций новых подходов. Здесь имеет место чисто конъюнктурно-механическая акция замены «плюсов» на «минусы», и ничего более того. Другие авторы пытаются все же как-то аргументировать свои позиции, ссылаясь при этом на Аенина, который часто называл Октябрь «переворотом». Однако вождь революции всегда имел в виду именно «революционный переворот». Более того, по мере осознания масштабности октябрь­ских событий 1917 года Ленин настаивал на их характеристике именно как революции с претензией на мировое ее расширение. Не случайно уже первые слова новой программы партии, подго­товленной по проекту Ленина и принятой на VIII съезде РКП(б) в марте 1919 г., гласят: «Октябрьская революция 25 октября 1917 г. (выделено нами. — Ж. А.) в России осуществила диктату­ру пролетариата, начавшего... созидать основы коммунистического общества» [3]. Итак, именно «революция».

Но «свободная от академических условностей» историческая публицистика упорно не приемлет такую констатацию. Более того, ее не удовлетворяет уже и понятие «октябрьский переворот», а потому в своих версиях она идет еще дальше. В частности, иные мифотворцы навязывают читателю мысль о некоем заговоре, ав­торами которого выступали либо «агенты мирового масонства», либо «группа подрывных элементов, подкупленных Генеральным штабом кайзеровской Германии».

Миф о «перевороте», совершенном «продавшими Россию за тридцать серебряников масонами», не только не оригинален, но и уже давно пропах нафталином. Ведь он не что иное, как продол­жение черносотенной антисемитской традиции, выпестованной еще в конце XIX — начале XX вв. и особенно вознесенной пропаган­дой фашистской Германии. Как известно, ее идеологи, обыгрывая сфабрикованную фальшивку, так называемые «Протоколы сион­ских мудрецов», постоянно размахивали жупелами «вселенского заговора еврейства, задумавшего загубить мир, чтобы правили им богоизбранные дети израилевы» [4], и Октябрьская революция якобы часть этого «изуверского плана, осуществленного кучкой большевистских жи до-масонов».

Понятно, что постсоветские мифы по поводу так называе­мой «заговорщической концепции Октября» не несут в себе столь откровенно недвусмысленной нацеленности, а выступают неким неосознанным упрощением природы этого исторического явле­ния (хотя отдельные «почвенники-радикалы» подчас движимы в своем мифоконструировании именно мотивами ксенофобии). Но от этого данный миф отнюдь не утрачивает свою деструктивную функцию по отношению к массовому сознанию. Ведь традициона-листско-маргинальная составляющая последнего ориентирована на локализацию источника любых бед и напастей исключительно за пределами своей «моральной общности». Другими словами, поиск причин каких бы то ни было проблемных коллизий направляется таким сознанием не «вовнутрь», а «вовне», т. е. «враг» всегда «оттуда», но не «отсюда», не среди «нас самих». Поэтому что бы ни имелось в виду в таких мифах, массовый обыватель при­вычно усматривает в них свои эзотерические смыслы (т. е. легко читаемые и понимаемые для посвященных в символы группоцент-ристской солидарности) и проекции, наполняет их своими ассо-

234

Научное знание и мифотворчество...