Глава 1. Мифовоспринимающее сознание и его суггесторы 33

ясняется разноскоростными темпами преобразований в городе и на селе, далеко не совпадающими здесь эффектами от них, более глу­боким погружением в пучину кризиса сельского хозяйства.

Вместе с тем следует иметь в виду и то, что именно крестьян-ско-сельское социальное пространство всегда являлось доменом традиционалистских устоев, тогда как урбанизация, формирующая плотные и насыщенные информационные сети, объективно «раз­мывает» их. Тем не менее, становится очевидным, что в послед­нее время и городская среда превращается в определенный ареал восприятия традиционалистских вызовов. Этому также есть объ­ективное объяснение.

Прежде всего, это, по-видимому, следствие негативной состав­ляющей современного, рыночного общества, в частности, такой его народившейся компоненты, как масс-культура. Подавляемые ею, люди «утрачивают свою индивидуальную идентичность и выступа­ют как анонимные, механические объединения нанимателей, клер­ков, избирателей, покупателей или зрителей» [26]. В этих обстоя­тельствах, как считают занимающиеся данной проблемой социологи, «уникальные групповые привязанности и индивидуальные различия затушевываются или исчезают вовсе. Межличностные связи — тер­риториальные, этнические, религиозные или классовые разрывают­ся, индивиды становятся изолированными, лишаются корней» [27]. Утрата же сообщности приводит к деформации восприятия качества жизни, отчуждению и изоляции, разочарованиям и крушению на­дежд, росту страданий. Спасаясь от ужасов навалившихся на них дезориентаций, тревог и непонимания новых смыслов и ценностей (подчас ложных или суррогатных), люди стремятся найти убежище, коей и представляется им «тихая заводь традиционализма».

Естественно, что традиционалистские установки популярны в маргинальных пластах городского народонаселения. Как мы знаем, под маргинализацией понимаются некие переходные или погранич­ные состояния, порождающие разрыв социальных связей. Такая ра­зорванность (диссоциация) наблюдается, когда индивид утрачивает самоидентификацию с родовой (т. е. исходной для него) социальной общностью или социокультурой, демонстрируя в то же время свою неадаптивность (объективно предопределенную) в пределах иной социальной и культурной среды, когда размываются стереотипы исходной для него субкультуры, но ценностные императивы, харак-

34

Научное знание и мифотворчество...

терные для другого социального и субкультурного пространства, не могут освоиться. Обобщенно говоря, это состояние, когда личность как бы оказывается на периферии пограничных социокультурных миров, обнаруживая объективную неспособность стать органической частью ни того, ни другого поля.

Миграция по направлению «село — город» порождает именнотакую социокультурную маргинализацию, при которой начинают ос­лабевать и подрываться нормы сельской субкультуры, но урбани­зированная субкультура еще не освоена [28]. Мигранты из села в город становятся городскими жителями, но еще не горожанами. Во многом они отличаются от последних, т. е. тех, кто родился и вырос в городе. Пройдя первичную социализацию в сельской субкультуре, они привносят в город присущие им системы ценностей, психологию, поведенческие установки, особые потребности и интересы, отлича­ющие их от горожан. Все это затрудняет интеграцию сельско-го-родских мигрантов в урбанизированную субкультуру, вызывает в их «разорванном» сознании чувство одиночества, отчуждения и целый комплекс иных деструктивных психологических эмоций и мотивов. Разумеется, что в сознании, подверженном «кризису самоиденти­фикации», уготована достаточно широкая ниша для самых разных проекций традиционалистского символизма.

С начала 1990-х годов начали выявляться новые процессы. Потоки сельских жителей, устремившихся в города в поисках луч­шей доли, становились столь обширными, что начинали «затап­ливать» города. В результате урбанизация все чаще походила по своим последствиям на процессы рурализации или кантрификации. Уже не столько сельские мигранты в целях адаптации осваивали урбанизированную субкультуру и этос, а города, будучи еще не­достаточно рыночными и неспособными растворить всю мигра­цию, становились объектами интродукции традиционной сельской культуры, когда они вопреки своей «родовой» функции начинали жить по правилам, стереотипам и логике сельской жизни, под­чиняясь нормам и установкам неформальных институциональных отношений, выпестованных общинно-крестьянской субкультурой. Другими словами, рурализация проявлялась в ситуации, когда черты аграрного традиционализма, закрепленные в образе жизни и представлениях о витальных ценностях, начинали теснить ниши урбанизированной субкультуры.