§ 3. Феноменология жестокости

Я прошу моего пациента вспомнить самый приятный эпизод ил далекого детства. Он долго рассказывает о голодных военных годах. Неожиданно зацикливается на одном вечере. Мама раздобыла муки и испекла калач. До сих пор помнится ощущение неожиданной И приятной сытости. Калач, ясное дело, ничего мне не раскрывает, Радость, блаженство могут появиться из другого источника. Отчг го же пациент толкует только об исчезновении чувства голода?

Обычно те, кто жаждет психического исцеления, легко вспоми нают благостные эпизоды детства. Через них, однако, можно искать полярное — то, что оказало травматическое воздействие на личность. Мой пациент, словно герой Камю, рассказывает о себе бе утайки, бесхитростно. Однако зарождается подозрение: он затруд няется в оценке какого-то воспоминания. Какого? Было ли оно доГ> рой мечтой детства? Само собой понятно, нет. Мы снова погруж»> емся в извивы психики...

В книге "Анатомия человеческой деструктивности" Э.Фромм приводит итоги многотомной систематизации психоанализа. 0Ц сопоставляет и анализирует огромный эмпирический материал. При этом обнаруживается, что готовность терзать плоть — совсем не рас пространенныйв природе синдром. Хищничество вообще не всеобь

368

Зачем нужно губить жизнь?

гмлюще. В природе чаще встречается совсем иное, нежели в чело-меческой истории: общее стремление обойтись без чужой крови.

Так ли? Неужели среди животных нет кровопийц, терзателей Жертв?

Есть, разумеется, только натура больше любит не хищников, а приверженцев растительной пищи. Мало кто из плотоядных испы-i мвает блаженство агонии поверженной живности.

Как любое живое существо, человек готов обороняться. Однако |м!рушительное начало, заложенное в нем, не исчерпывается пот-

I ибностью в защите. Он терзает природу, демонстрирует разрушительные идеи и тягу к тотальному уничтожению. Многие европейс-Кие философы писали о колоссальном уровне разрушительных тен-ценций, обнаруживаемых повсюду в истории, хотя чаще всего они иг осознаются таковыми.

Человек едва ли не единственное на свете создание, которое уничтожает себе подобных. Олень, например, вступивший в схватку с соперником, отступает, признавая право сильнейшего. Два олени сшибаются рогами. Но если один повернется боком к другому,

II >т никогда не ударит его, а дождется, когда тот опять станет к нему Ноб в лоб. Волк, признав свое поражение, подставляет победителю жизненно важную артерию: губи, мол, твоя взяла. Природный ин-i 11 ihkt подсказывает разгоряченному триумфатору: остановись, не посягай на жизнь. И только люди способны стрелять в тех, кто подпил белый флаг или руки, опустился на колени. Люди, напротив,

• i реляют в спину, бьют лежачего...

В древней архаической истории известны этнографические иллюстрации так называемых ритуальных войн. Речь идет о том, I го враждующие племена вставали друг против друга, выкрикивали воинственные лозунги, потрясали оружием. Однако кровопролития не было. Но постепенно этот обычай исчез. В истории люди неоднократно пытались уничтожить целые народы, страны. Они демонстрировали национальный, религиозный фанатизм. Обнару-мшвали поразительную жестокость. Психологи полагали, что этот синдром жестокости в человеке можно изжить, если цивилизация пудет развиваться. Однако история постепенно развеивала эти ил-июзии.

Последователь Фрейда Фромм делает поразительное открытие. (Называется, человеку вовсе нет нужды перерастать дочеловечес-м ую историю. Присущая ему жестокость — это благоприобретенное

369