10. Из Клюнийской грамоты (1076 г.)

Я, Ландрик Толстый, неких купцов из Лангра, когда они шли через мою землю, захватил [в плен] и товары у них ото­брал, но по увещеванию епископа Лангрского и старцев Клюнийских лишь часть [товаров] удержал, остальное же означен­ным купцам возвратил... и заключил с ними условие, чтобы впредь платили мне ежегодную дань и по земле моей сво­бодно ходили.

«Социальная история средневековья», т. I, М.–Л., 1927, стр. 224.

11. «Анналы Санской церкви св. Колумбы» Приводимое ниже сообщение датировано 868 г. (Южная Франция).

Комета появилась к 29 января и стояла около 25 дней сначала у хвоста Малой Медведицы, а потом прошла она почти до Треугольника. И возникли в тот год голод и неслы­ханная смертность почти по всему государству франков, а особенно по Аквитании и Бургундии, так что из-за множества умирающих некому было хоронить. В городе Сан найдено было в один день 56 мертвых. В эту невзгоду в том же округе нашлись мужчины и женщины, которые – о, злодейство! – убивали и ели других людей. Ибо в местечке Пон де Шерюи некто, пустив на постой именитую женщину, убил ее, разру­бил на куски, посолил и сварил в пищу себе и своим детям. В том же городе одна женщина сделала то же с неким юно­шей. И в разных других местах, как гласит молва, от голод­ной нужды делали то же.

«Средневековье в его памятниках», М., 1913.

12. Рауль Глабер. «Пять книг историй своего времени» Хроника бургундского монаха Рауля Лысого (Глабера) напи­сана в 1030 – 1040 гг. Описываемое ниже бедствие датируется 1032 г.

В следующем году голод по всей земле стал усили­ваться, и гибель угрожала почти всему роду человеческому. В погоде наступило такое безвременье, что нельзя было найти дней, подходящих для посева или удобных для уборки хлеба, вследствие того, что поля были залиты водой... Непрерывными дождями вся земля была залита до того, что в течение трех лет нельзя было найти борозды, годной для посева. А ко времени жатвы сорные травы и проклятый куколь покрыли поверхность всех полей. Мера семян, где они хорошо всхо­дили, давала секстарий¹, а с секстария получалась едва горсть... Когда переели весь скот и птицу и голод стал силь­нее теснить людей, они стали пожирать мертвечину и другие неслыханные вещи. Чтобы избежать грозящей смерти, неко­торые выкапывали лесные коренья и собирали водоросли... То, о чем раньше и слышать редко приходилось, – к тому побуждал теперь бешеный голод: люди пожирали мясо лю­дей. На путников нападали те, кто был посильнее, делили их на части, и, изжарив на огне, пожирали. Многие, гонимые голодом, переходили с места на место. Их принимали на ноч­лег, ночью душили, и хозяева употребляли их в пищу. Неко­торые, показав детям яблоко или яйцо и отведя их в уединен­ное место, убивали и пожирали. Во многих местах тела, вырытые из земли, тоже шли на утоление голода... Тогда в этих местах стали пробовать то, о чем раньше никто никогда и не слыхивал. Многие вырывали белую землю вроде глины и из этой смеси пекли себе хлебы, чтобы хоть так спастись от голодной смерти. В этом была их последняя надежда на спасение, но и она оказалась тщетной. Ибо лица их блед­нели и худели, у большинства кожа пухла и натягивалась. Самый голос у этих людей делался так слаб, что напоминал собою писк издыхающих птиц.

¹ Часть меры.

«Средневековье в его памятниках», М., 1913, стр. 231–233.