Глава 6. Становление российского самодержавия и сословного управления обществом 125

ностей формирования и развития российской государственности), сословно-корпоративные интересы отступают на задний план.

Неменьшее влияние на характер власти в московском обще­стве оказало и то обстоятельство, что образование русского цен­трализованного государства произошло не в рамках буржуазного, как это было в европейских странах, а феодального способа про­изводства. Если на Западе феодальные отношения, в основе ко­торых лежала система договора — вассалитета, были постепенно вытеснены складывающимися рыночными отношениями, то в России договорные отношения были упразднены, еще не успев укрепиться: в результате силового объединения земель вокруг Москвы они были заменены отношениями подданничества, при­чем в самой жесткой «холопьей» форме. Уже при Иване III быв­шие самостоятельные удельные князья, став подданными мос­ковского государя, стали обращаться к своему господину: «Я хо­лоп твой». Считая себя полновластным «государем всея Руси», хозяином земли русской, московский государь мог уже позволить себе при назначении наследника (во время упоминаемого нами первого династического кризиса) высокомерное заявление: «Кому хочу, тому и дам княжити».

Эта психология собственника, возникшая в период длитель­ного удельного развития Руси и укрепившаяся в условиях расши­рявшегося государства, долгое время сохранялась в сознании мо­сковских государей-объединителей, рассматривавших процесс создания единого русского государства прежде всего как расши­рение своего московского княжества, своей вотчины. Как отме­чал в этой связи В. О. Ключевский, в московских князьях про­должали бороться вотчинник и государь. Они заявляли претен­зии на роль общероссийской государственной власти, а хотели обладать русской землей как вотчиной, на частном удельном уровне.

В XVI в. в политической идеологии московских государей на­чинает утверждаться новый, незнакомый Древней Руси, взгляд на самодержавие как на неограниченное самовластие царя (едино­державие), обоснование которого обычно связывают с именем Ивана Грозного. Наиболее последовательно мысль о единовла­стии была выражена Иваном IV в его переписке-полемике с князем-боярином А. М. Курбским, бежавшим в Литву в связи с объявленной царем опричниной. Отвечая князю на обвинения в несправедливом отношении царя к боярам, Грозный с редкой откровенностью и резкостью отверг все притязания на власть «лоббируемой» Курбским боярской олигархии, заявив, что мос­ковские «княжата» являются простыми подданными монарха, ко­торых у него «не одно сто».

Новый взгляд на сущность верховной власти вполне соответст­вовал складывавшейся новой политической ситуации: к началу

126 Раздел II. Становление Российской государственности

XVI в. в политическом сознании московских государей уже сфор­мировалось представление о богоизбранности и независимости Московского государства. В научной литературе преобладает мне­ние, что эти перемены были обусловлены двумя событиями, имевшими мировое значение: палением Золотой Орды и круше­нием Византийской империи. Освободившись от двойной зависи­мости — монгольских ханов и греческих «царей», русские великие князья почувствовали себя не только самостоятельными, но и са­модостаточными, призванными самой судьбой и историей принять на себя роль преемников римских кесарей и помазанников Божь­их на земле. Падение Византии вызвало к жизни представление о том, что именно Москва может и должна стать отныне центром православия, «Третьим Римом» и «последним православным цар­ством». Сформулированная русским иноком Филофеем в пись­мах-обращениях к Василию III, эта идея составила впоследствии основу государственной идеологии Московского царства.

Не отрицая огромного влияния указанных изменений на эво­люцию политического сознания московской политической элиты, следует, однако, заметить, что они, по нашему мнению, еще не дают ответа на главный вопрос: что в конечном счете способст­вовало усилению авторитарных и деспотических черт в политике московских государей, основополагающим принципом которой со временем стал принцип неограниченного самовластия. На наш взгляд, ответ на этот вопрос следует искать прежде всего в том, что сама политическая элита Московского государства, как уже говорилось нами ранее, оказалась не готовой к проведению в жизнь западных форм политики и государственной власти, выте­кающих из согласия, из политического процесса, а не из личной воли властителя. Определенную роль в этом сыграла отмеченная выше вотчинная психология московских князей-объединителей, свидетельствовавшая, по мнению исследователей, об отсутствии в то время сколько-нибудь ясных рациональных альтернатив по­литического устроения государства на новом этапе. В рамках господствовавшего в тот период представления — патримониаль­ного (вотчинного) устроения власти — русские государи привык­ли рассматривать и саму власть как свою собственность.

Вместе с тем при анализе эволюции власти в Московской Руси очень часто не учитывается другой не менее важный фак­тор. Речь идет о существовании в политическом развитии России устойчивых антизападнических традиций, сформировавшихся в национальном политическом сознании еще в период борьбы русских князей против агрессии немецких рыцарей и укрепив­шихся под влиянием длительного противостояния Москвы насту­пательной политике Польши и Литвы. Неприязнь к Западу, в ос­нове которой лежал антагонизм между православной и католиче-ской церковью, особенно усилилась после отторжения Римом