Держава саргонідів
(2316-2173 Рр. До н.Е.)
№1
Сказання про саргона аккадського
З кінця IV тис. до н.е. Північну і Середню Месопотамію заселили західносемітські скотарські племена, мову яких пізніше називали аккадською і вавілоно- ассірійською. Живучи поряд з шумерами, семіти засвоїли їх культурні досягнення і стали співтворцями величної цивілізації Месопотамії. Наведений текст розпо- відає про походження і прихід до влади Саргона (Шаррукена) Аккадського (2316-2261 рр. до н.е.) — творця аккадської державності і першого об'єднувача Месо- потамії в єдину державу.
Я — Шаррукен, царь могучий, царь Аккада, Мать моя — жрица, отца я не ведал.
Брат моего отца в горах обитает,
Град мой — Ацупирану, что лежит на берегу Евфрата.
Понесла меня мать моя, жрица9, родила меня втайне. Положила в тростниковый ящик, вход мой закрыла смолою, Бросила в реку, что меня не затопила.
Подняла река, понесла меня к Акки, водоносу. Акки, водонос, багром меня поднял,
Акки, водонос, воспитал меня, как сына. Акки, водонос, меня садовником сделал.
Когда садовником был я — Äштар10 меня полюбила, И пятьдесят четыре года на царстве был я.
Людьми санг-нгига11 я владел и правил, Могучие горы топорами медными сровнял я, Я поднимался на высокие горы, Преодолевал я низкие горы,
Страну морскую12 трижды осаждал я. Дильмýн13 победил я...
В Дуранки великий я вошёл и поселился,
... изменил...
Кто из царей, что поднимутся после, После меня на царстве будет,
Людьми чёрноголовыми да владеет и правит, Могучие горы топорами медными да сровняет, Да поднимется на высокие горы,
1 Слог «zi» соответствует в настоящем контексте глаголу «zi(d)» — «быть правым, истинным, надёжным». При установлении дополнительной оплаты за уча- сток земли, внесенный в кадастр, требовалась сугубая добросовестность со стороны покупателя. Тот должен был учесть все те изменения, которые имели место на купленном участке с момента последней кадастровой записи.
2 Т.е. от подати или ссуды, за которую в случае невнесения или невозвращения грозила потеря жизни (свободы).
3 Т.е. от меры, которая не менялась в зависимости от урожая.
4 Т.е. от обязательства выдавать подать не свежим, а высушенным зерном.
5 Очевидно, господствовавший класс крупных рабовладельцев позволял себе прибегать к открытому насилию.
6 Другие исследователи переводят шумерский термин «ama-gi» словом «свобода».
7 Этот канал был снова вырыт Уруинимгиной в первом году его царствования, согласно свидетельству одного из документов хозяйственной отчетности архива храма Баба. Следовательно, надпись Уруинимгины на обоих конусах датируется первым годом его царствования.
8 Этот канал упоминался в начале надписи, в части, посвященной строительной деятельности лугаля-реформатора.
9 Возможно, матерью царя была жрица низшего разряда, занимавшаяся сакральной (т.е. храмовой) проституцией.
10 Äштар — аналог шумерской Инáнны — богини любви и плодородия.
11 Санг-нгига («чёрноголовые») — самоназвание шумеров.
12 Страна морская — низовья реки Евфрат.
13 Дильмýн — шумерский «остров блаженных», где проживал шумерский «Ной» — Зиусудра, корый за свою праведность был спасён богами во время потопа и стал родоначальниками очередного поколения людей. В то же время мифологический Дильмýн частью исследователей идентифицируется с современным остро- вом Бахрейн в Персидском заливе; существует гипотеза, что именно этот остров был последним пунктом на пути переселения шумеров в Нижнюю Месопотамию (тем более, что историко-мифологическая традиция самих шумеров считала Дильмун прародиной своей цивилизации).
Страну морскую трижды да осадит, Дильмун победит...
В Дуранки великий да войдёт, да...
...из моего города Аккада...
«Дабы... храм, что, подобно ладье гружёной, вознёсся, Плавильные печи града, что мощно пылают,
Реку его, что рекою радости течёт извечно, Нивы и долы его, где мотыга роет,
В поля пустынные обратить,
Дабы дом Киша, град, подобно призраку, В поселение возвратить,
Царя его, пастыря Ур-Забабу,
Что в доме Киша, подобно солнцу, восходит, Царствие его, власть его изменить, дабы пышность, Роскошь дворца его удалить», —
Ан и Энлиль словами своими светлыми Праведно повелели.
И тогда Шаррукена — «царя истинного», А град его — Азупирану,
Отец его — Лаипум, мать его — жрица, Шаррукена сердцем благостно они избрали, Ибо так от рождения суждено ему было...
Когда день ушёл, а вечер пришёл, Шаррукен жертвы во дворец доставил: А тот возлежал в жилище светлом,
В потаённом покое для сновидений. Он сердцем знал, да язык не молвил, Никому из людей сказать не мог он.
Шаррукена же, что жертвы во дворец приносит, Чашеносием-прислужником он его сделал,
О питейной утвари поручил заботы, А светлая Инанна свой лик не явила.
Прошло пять дней и десять,
Царь Ур-Забаба укрывался в жилье своём, Дрожал от страха.
Словно лев гонимый, непрерывно мочился, Гноем и кровью нутро исходило.
Словно большая морская рыба, что попала в сети, Трепыхался, бился.
А в это время чашеносец в «доме вина, в доме хлеба», Шаррукен, он спать не спал, в забытьи лежал.
Светлая Инанна в сновиденье В кровавую реку его окунает.
Шаррукен кричит и стонет, рот землёю набивает. Царь Ур-Забаба, те крики услышав,
Велит в покои пресветлые к нему — царю — его доставить. Шаррукен предстал пред Ур-Забабой.
«Что тебе, чашеносец, привиделось ныне, мне расскажи-ка!»
Шаррукен царю своему так молвит:
«Господин мой, о виденье своём да поведаю!»
Дева некая, до небес она ростом, что земля обширна, Что стена основаньем поставлена прочно,
В реку могучую, в реку кровавую меня окунула». Ур-Забаба закусил губу, нутро его затрепетало. Советнику своему так он молвил:
«...вот сестра моя, светлая Инанна, В кровь палец мой окунула,
Чашеносца же Шаррукена в реке могучей она потопит».
Бел-Иштикалю, главе плавильщиков, тому, Кто моё потаённое знает:
«Слово скажу тебе, пойми моё слово. Совет тебе дам, прими со вниманьем.
Когда чашеносец тебе мою бронзу доставит, В очищающем доме, где судьба свершится, Словно статую,
Брось в печь плавильную».
Бел-Иштикаль слова своего господина принял. В очищающем доме, где судьба свершится, Плавильные печи он подготовил.
Царь Шаррукену так молвит:
«Иди и бронзу мою главе плавильщиков отнеси-ка!» Шаррукен из дворца Ур-Забабы вышел.
А светлая Инанна со стороны своей правой Лика своего она не явила.
Но к очищающему дому, дому, где судьба свершится, Он и ста шагов не сделал —
Светлая Инанна пред ним оказалась, Ногу свою пред ним поставила.
«Или дом очищения — не дом пресветлый? Тот, кто в крови, его не преступит!»
В воротах дома, где судьба свершится, Глава плавильщиков его встречает.
Когда бронзу царскую главе плавильщиков он отдал, Бел-Иштикаль, глава плавильщиков, скрылся, Словно статую, бросил в печь плавильную.
Шаррукен, когда пять дней истекло и десять, К Ур-Забабе, царю своему пришёл.
Во дворец, что, подобно горе, возвышается, вошёл.
Царь Ур-Забаба укрывался в жилье своём, дрожал от страха. Он сердцем знал, да язык не молвил,
Никому из людей сказать не мог он.
В своем жилище, в покое светлом для сновидений, Царь Ур-Забаба дрожал от страха.
Он сердцем знал, да язык не молвил, Никому из людей сказать не мог он. А тогда глину для таблички знали,
Для покрытья таблички глину не знали.
Царь Ур-Забаба Шаррукена, избранника божьего, С табличкой, где о смерти того написано было,
В Урук, к Лугальзагеси отправил. И вот супруга Лугальзагеси...
Её женская честь ей щит-опора... Не узнал Лугальзагеси посланца.
«Ступай! К кирпичам Эаны отправься!»
Лугальзагеси смысла посланья не понял, О посланце ничего не молвил.
Жрецу верховному о посланце не молвил, Зато княжьего сына обрёк смерти.
Жрец верховный — увы! — воскликнул и в прах уселся. Лугальзагеси посла возвращает.
«Посланец, Шаррукен не подчинится? Шаррукен... [Конец разрушен.]